Григорий отставляет бокал на табурет с парой свечей. Улыбка на его лице сменяется задумчивым, но не раздражённым выражением. Алекс сам не знает, зачем пытался его уязвить – в этой обстановке ему сложно сохранять спокойствие и трезво мыслить. Странность витает в воздухе. Но кажется наигранной и показушной, как и маска хозяина квартиры.
– Судя по неспешному темпу беседы, заданному тобой… – наконец, тихо произносит Григорий, уронив взгляд себе под ноги, – ты никуда не торопишься… и у нас вся ночь впереди?
Алекс тоже опускает взгляд на местами заляпанный краской, а местами чуть вздувшийся паркет. И мотает головой.
– Нет.
– Тогда почему бы тебе не начать задавать свои вопросы?
Приподняв бровь, Григорий подходит к кровати и садится на неё, явно позируя. Словно из них двоих художник – Алекс, а он – всего лишь модель. Белизна полотенца и простыни оттеняет позолоченную светом сотен маленьких огней кожу и хищно перекатывающиеся под ней рельефные мышцы. И до Алекса наконец-то доходит, что это всё ему напоминает. Банальное соблазнение. Только в роли шикарной полу-одетой красотки выступает шикарный полу-одетый мужик.
Это льстит. Нет, правда.
Алекс даже вполне искренне усмехается, прислоняясь поясницей к столику и снова отпивая из бокала.
– Расскажите мне, как вы познакомились?
– С Максимкой? – Григорий прищуривается, чуть дальше отставляя руку, скользя ладонью по простыни и уводя взгляд в сторону. Вздыхает. И вновь возвращает его к Алексу. – Я уже говорил, что мы с Надеждой стажировались у Юрия Васильевича?
Алекс кивает.
– …в то время Макс учился в старшей школе. Точно не скажу – девятый или десятый класс – но не выпускной. Мы узнали о его существовании уже в первую неделю стажировки, когда Юрий Васильевич отправил Надежду забрать своего сына из участка – паршивец сбежал из дома и с компанией ниферов решил повеселиться у стен Кремля.
– Так он правда был хулиганом?
Снова вздохнув, Григорий неопределённо пожимает плечом и вдруг укладывается на кровать, подперев голову рукой. И продолжает с ещё более задумчивым взглядом, направленным куда-то сквозь Алекса:
– Он был словно щенок, озлобленный на весь мир. Нет, даже волчонок. Непримиримый, агрессивный и отказывающийся кого-либо слушать. Знаешь, обычно подростки выбирают себе кого-то авторитетом, и даже самые отвязные из них так или иначе кого-то уважают. Будь то крутоны с района или кумиры-звёзды… а этот паршивец плевать хотел на всех и вся. Я ни разу не слышал, чтобы ему нравилась какая-то музыка или фильм, или кем бы он хотел стать. И даже когда мелкий поганец на неделю пропал, а потом оказалось, что он увязался с бандой байкеров в заезд по Золотому кольцу… даже тогда причина была не в том, что его привлекают мотоциклы или романтика вечной дороги. Нет. Он просто в очередной раз решил проверить этот мир на прочность. Ну или нервы своего отца – тут как посмотреть. Конечно, трудным подросткам свойственно творить что-то безумное, на своей шкуре выясняя границы дозволенного… но Макс… казалось, он уже давно выяснил, где они, однако упёрто продолжал снова и снова их нарушать… И естественно, очень скоро и мне и моей девушке надоело мотаться по области, вытаскивая его из участков, всякого рода притонов или просто из подворотен.
– Девушкой?
– Да, мы с Надеждой тогда встречались и даже собирались пожениться после окончания стажировки.
Алекс удивлённо приподнимает брови. Точнее, они залезают на лоб сами. Чтобы скрыть замешательство, он снова разворачивается к столу и отрезает себе приличный кусок сыра. И пожёвывая его, пытается припомнить все взгляды и недомолвки адвокатши. Её явная антипатия к Григорию с самого начала казалась подозрительной и смахивала на ревность…
– Вы расстались из-за Максима? – не оборачиваясь, спрашивает Алекс.
И залпом допивает глинтвейн. После сыра во рту почему-то немного сухо.
– Признайся честно, – доносится из-за спины ленивый голос. – Ведь на самом деле тебя больше интересует не Максим, а я?
– Бред!
Алекс собирался резко повернуться, но неожиданная слабость в ногах заставляет ухватиться за край стола.
– Что за…
Григорий вскакивает и подхватывает его за плечи. И уже накренившийся стол так и не успевает опрокинуться. Алекс чувствует, как его усаживают на что-то мягкое. Кровать.
«Я точно не пьян… Какого хрена?!»
– Когда ты в последний раз нормально спал? – звучит в ушах обеспокоенный голос. Но не слишком. Нет, скорее лишь немного взволнованный. – Или нормально ел?
Поддерживающие руки холодны, словно лёд. Алекс ёжится… и вдруг оказывается уложенным на спину. Попытка отпихнуть от себя склонившегося сверху мужчину оборачивается ничем. Руки и ноги почему-то отказываются повиноваться. Словно их отключили за неуплату. Даже губы не желают шевелиться и что-либо произносить. С ужасом глядя в голубые, внимательно рассматривающие его глаза, Алекс медленно осознаёт: это всё было ловушкой – и предложение ответить на любые вопросы, и непринуждённый, якобы незаинтересованный тон… и показушная несерьёзность.
«Он что-то добавил в сыр?.. Нет, скорее в вино…»
– М-м-м, – Григорий закусывает губу. – Слишком быстро… Малыш, не бойся, это всего лишь мышечный релаксант. Но судя по скорости, с которой он подействовал, ты совсем себя измотал, – квадратное лицо сочувственно улыбается и вдруг исчезает из поля зрения. – Или это Максим так и не научился обуздывать свои аппетиты? И выкачал из тебя все силы?
«Мерзавец… что ты собираешься со мной делать?!»
Ни звука не слетает губ. Как Алекс не старается, он даже моргнуть не в силах. Или перевести взгляд. А вот чувствительность никуда не делась, и если верить ощущениям – его сейчас бессовестно раздевают.
«Сукин ты сын! Тварь! Подонок! Чёрт бы тебя побрал с твоими улыбочками!»
– У тебя красивое тело, ты знаешь? – доносится снизу. – Только очень худое. В армию, наверное, не взяли по недовесу?
Прохладный воздух щекочет обнажённую кожу. Очень прохладный. Наверное, из-за открытого окна. Да ещё и ледяные ладони скользят по бёдрам, прижимаются к животу и подбираются к подмышкам. Умелые пальцы нажимают тут и там, надавливают то сильно, то еле-еле – и в глубине Алекса рождается зуд. Противный, нежеланный, отвратительный. И страшный.
Почему тело так легко реагирует?
Почему смеет возбуждаться?
Разве это вообще возможно, когда его касается кто-то другой, а не Максим?!
Или всё дело в этих самых прикосновениях? Немного знакомых, но более умелых и точных? Григорий настраивает его словно инструмент.
– Ты не подумай, – вдруг произносит мужчина, дыша немного тяжелее, чем обычно. – Я не насильник. Но это ведь справедливо – получить что-то взамен за свои ответы? К тому же… ну не убудет же с тебя с одного раза? А если переживаешь насчёт измены… Максим не узнает, если ты ему не расскажешь. Да и что плохого в том, чтобы получить немного удовольствия на стороне? А заодно – и немного опыта? Поверь мне, это привнесёт в ваши отношения больше страсти…
Постепенно теряющий мягкость и становящийся всё более прерывистым и бархатистым голос звучит гипнотизирующе. Скользящие по телу руки вроде бы теплеют. И вдруг одна ладонь появляется прямо над уже начавшими воспаляться глазами и заставляет веки Алекса опуститься.
– Помнишь, ты упрекнул меня в неаккуратном обращении с красками?.. – снова вторгается в уши взволнованный голос. – Видишь ли, в этом вся суть моего творчества. Я не рассчитывал, что ты придёшь ко мне сегодня, поэтому уже немного развлёкся кое с кем… но поверь, сил на тебя у меня ещё хватит.
Неожиданно влажное и маслянистое прикосновение возле пупка заставляет Алекса вздрогнуть. Но только мысленно.