Черт побери! Она-то думала, что он тоскует в одиночестве и жаждет новой встречи, а этот плей-бой, похоже, попросту забыл о том, что произошло в прошлый раз! Интересно, какие новые события (или, новые женщины — добавил внутренний голос) отвлекли его внимание? Как мог он забыть, что всего неделю назад на крыльце ее собственного дома… о-ох, не надо об этом!
Ну хорошо. Он все забыл — значит, забудет и она. Окинет его равнодушным взглядом, независимой походкой войдет в дом, притворяясь, что ей вовсе не интересно, как…
Ух ты! Вот это гостиная!
Стеклянная стена открывала вид на вечерний Чикаго, сияние электрических огней смешивалось с дымным маревом заката. Мебель темного дерева, кожаная обивка диванов, пол, покрытый восточным ковром с классическим узором, модели кораблей на каминной полке, книжные шкафы, полные томов в кожаных переплетах, огромная картина в тяжелой раме на стене, изображающая многолюдную гавань столетней давности, все властно заявляло о том, что здесь живет мужчина.
Поблизости от окна стоял обеденный стол; рядом Дорси заметила дверь на кухню, откуда доносился яростный звон посуды — очевидно, там готовится угощение. Пора и ей приступать к своим обязанностям…
— Мак, ты идешь?
Только сейчас Дорси сообразила, что стоит на пороге и глупо таращится вокруг, словно деревенщина, никогда в жизни не бывавшая в приличных домах. Адам, элегантный и неотразимый, стоял в арке напротив дверей в кухню. По-прежнему он держался так, словно между ними ровно ничего не произошло.
Можно подумать, эти поцелуи ей приснились! Ни в словах его, ни в голосе, ни в жестах ничто не намекало на то, что в их отношениях была и другая страница. А что, если она и вправду все выдумала? Что, если приняла фантазию уставшего мозга за реальность? Может быть, Адам и не сжимал ее в объятиях, и не думал зацеловывать до бесчувствия? Может быть, он по-прежнему не чувствует к ней ничего, кроме дружеской симпатии? И все ее мечты, воспоминания, надежды — самообман?
— Бар мы устроим здесь, в библиотеке, — сказал Адам, кивнув в сторону соседней комнаты. — Помещение довольно просторное и вполне подойдет для приема гостей.
Дорси с трудом осознавала смысл его слов — все мысли ее были заняты собственными чувствами. Разве не этого она хотела? Стереть из памяти происшествие недельной давности, сделать так, чтобы все осталось по-прежнему? Что ж, похоже, именно такое решение принял и сам Адам. Почему же она, Дорси, теперь чувствует себя так, словно ей плюнули в душу? Чего она еще хочет? Неужели не понимает, что более тесные отношения между ними обречены?! Даже дружба окажется под вопросом, когда Адам узнает, что милашка Дорси по прозвищу Мак и бесстыжая стерва Лорен — одно и то же. Разгадав обман, он уже не сможет относиться к ней по-прежнему.
Так что надо поблагодарить его за равнодушие. И сделать вид, что он ей тоже абсолютно безразличен. Но как это сделать, когда все мысли, все чувства стремятся к одному: броситься к нему через всю необъятную гостиную, повиснуть у него на шее, прильнуть к губам — и будь что будет дальше…
Должно быть, все дело в домашней атмосфере. Если уж Адам неотразим в «Дрейке» (а в «Дрейке» он неотразим), то у себя дома — просто неописуем! Элегантная, тщательно продуманная обстановка гостиной не создает, как часто бывает, ощущения безликости — нет, здесь в каждом штрихе видна личность хозяина. Чувствуется: это дом, в котором живут — и живут полной жизнью! Здесь Адам на своем месте, здесь ему удобно и покойно — от этого и выглядит он более уверенным в себе (хотя, казалось бы, куда уж увереннее?) и более… чего уж там скрывать — более сексуальным.
Сердце ее стучало в ритме хип-хопа; но каким-то чудом Дорси удалось сдвинуться с места. Шажок, еще шажок. Адам не шевелился, молча наблюдая за ее приближением. Слишком поздно Дорси сообразила, что он не намерен уступать ей дорогу. И еще — что дверной проем не так уж широк.
Она замерла.
Он не двигался.
Она вопросительно подняла брови. Он улыбнулся, по-прежнему не трогаясь с места.
— Ты… м-м… не возражаешь? — осторожно поинтересовалась она.
— Что ты! Жду с нетерпением.
Сердце ее заколотилось еще сильнее.
— Адам, уйди с дороги.
— Прошу прощения? — с наигранным удивлением откликнулся он.
— Ты мешаешь мне пройти, — твердо проговорила она. — Подвинься, пожалуйста.
Он притворился, что только сейчас это заметил:
— Ах да, конечно! Прости! Я и не заметил, что загораживаю проход.
И… не двинулся с места.
Мысленно махнув рукой, Дорси начала обходить Адама. Она очень старалась его не задеть. Очень… но, видимо, недостаточно. Ибо, едва она успела подумать, что ее маневр удался, как Адам вдруг повернулся, и они оказались стиснуты в узком арочном проеме лицом к лицу. Грудью к груди. Бедром к бедру. А он, негодяй этакий, еще и улыбнулся так, словно…