— Может, вы сказали ей, что благодарны за пользование ее телом, но у вас назначена в Майами поздняя встреча и, возможно, вы с ней как-нибудь еще раз увидитесь…
В полночной темноте его глаз вспыхнула и разгорелась искорка гнева.
— Поскольку вы, мисс Стоун, недвусмысленно отказались стать частью моей сексуальной жизни, то я считаю, что это совершенно вас не касается. — Хотя это было сказано спокойным тоном, в словах слышалось что-то угрожающее. — Ну, так что будем делать со стеной? — С суровым видом он поднял одну бровь и тем поставил точку в обсуждении своего образа жизни.
Она кипела от возмущения и понимала, что лицо у нее красное, как у вареного рака. Но она не дурочка. И не собирается с ним спорить, тем более о предмете, о котором ей даже думать не хочется.
Умнее всего — покончить с этим как можно скорее. Доиграть неудачный спектакль и сбежать отсюда, не открывая обмана. Повернувшись лицом к этому акту вандализма, она глубоко вдохнула, чтобы удержать себя в руках. Она не дизайнер, но и не дебил. И наверняка способна дать разумный совет, из которого не будет явствовать, что она самозванка.
— Ну. — начала она, но вместо голоса получилось хриплое карканье, и ей пришлось прочистить горло. — Вы можете заставить его комодом. — (Он молчал.) — Или, скажем, крупным растением. — (Молчание стало угрожающим.) — Или и тем и другим вместе.
Затянувшаяся пауза стала невыносимой, и Эмили осмелилась взглянуть на него. Брови Лайона сдвинулись, но выражение лица было скорее недоверчивым, чем сердитым. Комод! Вот уж сморозила! И о чем она только думает? Здесь поблизости есть, вероятно, огромная гардеробная с таким количеством встроенных шкафов, что там спокойно поместится небольшая страна.
Ну и черт с ним, ей теперь все равно! Он столько раз насмехался над нею, что пусть сам теперь попробует того же варева.
— Говоря откровенно, мистер Гэллант, эта комната безупречна, ее следовало бы поместить на обложки всех журналов по дизайну, какие только существуют в мире. Из нее получился бы первоклассный вестибюль для банка. Но здесь ведь не банк, здесь ваш дом. Чтобы придать ему теплоты, вам следовало бы внести в декор немного натурального дерева. И еще, может быть, цветов. Особенно хороши розы. Моя мать занималась их выращиванием, и я унаследовала ее розарий. Когда они цветут, мой дом всегда полон букетов. Они чудесно пахнут и очень украшают комнату. — Она повела рукой вокруг. — Это холодная комната, мистер Гэллант. Здесь нет ничего живого. — Его ноздри раздулись, и она поняла, что он оскорблен. Это ведь, в конце концов, его жилище. — Простите меня, — пробормотала она, ругая себя за то, что позволила чувству уязвленной гордости взять верх. Но он сам всегда подкалывал и провоцировал ее переступить границы такта. — Вот… — Она состроила гримаску, понимая, что сказанного не вернуть. — Я так чувствую.
С замкнутым, напряженным лицом он прислонился к синему пятну и перевел взгляд на стену с окнами. Черты его лица застыли, и она не могла догадаться, о чем он думает. Уж во всяком случае, не о ее высказывании.
Спустя минуту Лайон мрачно усмехнулся и взглянул ей в лицо.
— Значит, комод и крупное растение? Очень практичный совет. Впервые слышу такое от специалиста по интерьерам, мисс Стоун. Я-то думал, что вы предложите заново отполировать или заменить мрамор.
Она почувствовала, что ее ставят на место. Прислонившись к стене, отметила ее изначальный внутренний холод.
— Разумеется, — пробормотала она, желая себе провалиться сквозь землю, — это самый очевидный вариант.
— Я мог бы также сжечь комнату.
Эмили дернулась и посмотрела на него как раз вовремя, чтобы увидеть блеск улыбки.
— Она стала бы теплее — по крайней мере на какое-то время.
Он принял игру! Слава Богу, значит, она пока еще не разоблачена.
— Если мы здесь закончили, то я бы вернулась и продолжила с Мэг.
— Продолжили что? — Он отошел от стены, поджав губы. — Ваш глупый фарс продолжается достаточно долго. Вам пора сказать мне, чем вы занимаетесь на моем острове. Ну?
Волна ужаса захлестнула ее. Нет, только не это! Наверняка все испортила дурацкая тирада насчет комода! Ну почему она не оставила при себе свою гордость и не сказала просто, что надо заменить мрамор?
— О, прошу вас! — умоляюще заговорила она еле слышным шепотом и коснулась его руки, но тут же отдернула пальцы, поскольку прикасаться к этому человеку было небезопасно. — Пожалуйста, что бы вы ни решили, не увольняйте Айви. Она поплатится за свою доброту, и только. Это я виновата. Я одна! — Голос у нее сорвался, и ее стала бить дрожь — реакция на то, что он обнаружил обман и в глубине его глаз появилось что-то темное, зловещее. Сложив вместе сжатые в кулаки руки, она заставила себя посмотреть с немой мольбой в его осуждающие глаза.
— Айви? — В голосе Лайона звучало скорее удивление, чем гнев на то, что человек, которому он доверял, оказался замешанным в обмане.
— Она хотела помочь мне прийти в себя после того, как Гарри меня бросил… — Эмили закусила губу. Меньше всего ей хотелось вытаскивать на свет тот факт, что она потерпела полное фиаско — оказалась брошенной на пороге церкви.
Вне себя от стыда и огорчения, Эмили поднесла руки к болезненно пульсирующим вискам. Блокнот и ручка со стуком упали на пол. Поворачиваясь, чтобы уйти, она с трудом проговорила:
— Разумеется, я немедленно уеду. Только… только не увольняйте Айви.
— Так вы не из этой бульварной газетенки?
Вопрос заставил ее остановиться, когда она была у двери. Не смея посмотреть на него, Эмили без сил прислонилась к прохладной стене.
— Нет, конечно, нет. Я учительница.
Она слышала, как он подходит ближе, но не могла даже пошевелиться.
— Кто такой этот Гарри?
Все внутри у нее судорожно сжалось, она с трудом выдавила из себя:
— Позвольте мне уйти, мистер Гэллант. — Слеза повисла и задрожала у нее на ресницах, потом скатилась по щеке. Эмили смахнула ее жестом безнадежности. Она не хотела, чтобы он видел ее плачущей.
В панике она снова кинулась к двери, но он остановил ее, положив руку на плечо.
— Кто такой Гарри, черт побери? — Несмотря на мягкий тон, в вопросе прозвучала стальная твердость. Он хотел получить ответ до того, как отпустит ее. — Давайте-ка выйдем в патио и поговорим.
Она попыталась сопротивляться, избежать его прикосновения.
— Я бы предпочла…
— Какой у вас предмет? — Теперь он взял ее за локоть и повел к стене с окнами. От нажатия скрытого рычага среднее окно открылось, и он отступил назад, жестом пригласив ее пройти первой. — Английский? Математика?
Она озадаченно нахмурилась, но потом сообразила, что он спрашивает о ее специальности. Шагнув в тенистый дворик, она ответила:
— Биология.
Лайон издал короткий смешок, и она удивленно оглянулась.
— Что смешного в биологии?
Он указал ей на уголок для отдыха, где стояли две красивые, чугунного литья «скамьи для влюбленных», разделенные кофейным столиком со стеклянной столешницей.
— Половое воспитание явно не ваш предмет, учитывая…
— Неужели нельзя обойтись без этого? — перебила она, удивляясь, что может испытывать еще большее унижение, чем то, которое уже испытала.
Чувствуя себя узником, которого ведут на казнь, Эмили двинулась к скамьям, незаметно оглядываясь в поисках возможных путей для побега. Уютный дворик, казалось, был вырублен в камне. Примыкающий к нему бассейн походил на естественный водоем, ложем которому служила та же скальная порода. По склону холма низвергался водопад, и его сверкающие струи падали в бассейн. Ровный шум и плеск воды очаровывали ощущением покоя, сливались со щебетом птиц.
Это место действительно походило на Эдем роскошным буйством цветущих тропических растений и экзотическими деревьями. Теплый и влажный летний воздух был напоен сладкими ароматами, и она вдыхала его, уже немного успокоенная целительным великолепием природы. Садясь на скамью в тени дома, она даже улыбнулась, несмотря на ужасное состояние духа. Здесь чудесно, подумала она, не отдавая себе отчета в том, что думает вслух, и поняла это, только когда услышала свои слова.