— Какие детали? — нетерпеливо и не очень любезно отозвался Абдулов, чуть не оборвав опера.
— Тогда на балконе… — начал Костов, но, поняв по выражению лица Абдулова, что тот не может «въехать», о чем идет речь, пояснил: — Когда погиб Олег Лосский…
— Господи, — с досадой отмахнулся Абдулов, — Олег… Как давно это было! Извините, я сейчас не могу ни о чем думать, кроме как о том, что Алину второй раз пытались убить… Где этот врач? Что у них тут — государственное учреждение или бордель?
— Я понимаю, вы переживаете… — продолжил Костов (на этих словах Абдулов снова взглянул на мента хмуро и раздраженно, как будто говоря: «Ты… Чего ты можешь понимать в переживаниях?»), — но все же попытайтесь вспомнить. У нас есть информация, что Олег перед смертью разговаривал на балконе с какими-то двумя молодыми людьми. По нашим прикидкам получается, что этих двух обязательно должны были увидеть, хотя бы краем глаза, Алина и вы.
— Я не видел, — отрезал Абдулов, все больше приходя в дурное волнение из-за идиотских, неуместных в данную минуту вопросов мента. — Я вышел на площадку перед лифтом, Олег стоял на балконе — был виден его локоть и пряди шевелюры. Я крикнул ему что-то вроде: «Спокойной ночи! Еще раз с днем рождения!» Он обернулся, высунулся и помахал мне рукой. Подъехал лифт, я сел в него… и все.
— Вот-вот, — подхватил Костов. — Из лифта никто не выходил? А с Олегом на балконе никто не стоял?
— Не выходил и не стоял, — отрезал Абдулов. — Что вы нажимаете? Эти двое — если информация о них соответствует действительности — могли подняться на грузовом лифте. Я уехал на пассажирском. Мы элементарно разминулись… Вы мне лучше скажите, когда вы найдете того, кто покушается на Алину? Сколько можно это терпеть? А вам вообще это по барабану! Вы ничего не предпринимаете! Это второе покушение полностью на вашей совести.
— Кажется, на этот раз ничего серьезного нет, — попытался вставить слово Костов, но только вызвал новый шквал абдуловского сарказма.
— А вы что, эскулап, чтобы определять, есть серьезное или нет? Вы бы лучше раньше прыть свою проявляли, тогда Алине не пришлось бы второй раз в больницу попадать! Где же этот врач?
— Знаете, — сказал Костов с медленно, с нажимом, утяжеляя тоном каждое произнесенное слово. — Мне не нравится, что вы чего-то недоговариваете. Я пока не говорю «врете». Недоговариваете. И это не поможет нам найти того, кто покушался на вашу возлюбленную.
— Что такое? — изумился Абдулов. — Не надо валить с больной головы на здоровую. При чем тут я? Если вы не способны делать свою работу, так и говорите. Прошло несколько недель после смерти Олега, и что? Ничего. Ни одного подозреваемого, ни одной идеи, ни одной улики. А что касается Алины…
Их дискуссию прервало появление дежурного врача. Подошедший врач оказался молод, усат и очень спокоен. Не спросив разрешения, Абдулов и Костов, оттеснив стоящих в очереди, дружно протиснулись к нему в кабинет, где Абдулов, не дождавшись, пока человек в белом халате расположится за своим столом и обратится к ним с вопросом, нетерпеливо начал разговор словами: «Я Абдулов».
— Я вас узнал, — ответил тот, со спокойным любопытством взирая на Абдулова.
— Тем лучше… — пробормотал Абдулов, затем с напором продолжил: — Я по поводу недавно поступившей к вам больной Соховой. Я настаиваю на боксе, охране и самом лучшем уходе, который может предоставить ваше учреждение. Алина Сохова — телезвезда, вы понимаете? У нее миллионы поклонников, даже в самых высших сферах. Об оплате можете не беспокоиться. Транспортировку в другую больницу, как я думаю, вы рекомендовать не будете?
— Не буду, — подтвердил врач. — В данный момент пациентка Сохова находится на рентгеноскопическом обследовании. Надо выяснить, нет ли переломов и трещин. Думаю, ей понадобится и томограмма. Вообще же она в сознании, поверхностный осмотр показал наличие шока, ушибов и ссадин, но проникающих ран нет. Подозрение на сотрясение мозга.
— Когда ее можно будет увидеть? — хором поинтересовались оба знакомых Алины.
— Ну, не знаю, не сегодня, — ответил усатый.
Дожидаться, когда Алине сделают рентген, Абдулов не стал. Он оставил охранника, поручив ему проследить, чтобы Алине обеспечили все необходимое, велел звонить с отчетом каждые полчаса и умчался улаживать свои дела. Костов стоял в замешательстве — ему все-таки хотелось поговорить с Алиной, не откладывая дела в долгий ящик. Дома никто особенно не ждал — дочь к его отлучкам привыкла…
— Небось томограмму вам обещал? — Задумавшийся Костов не заметил, как к нему подползла из очереди бомжиха — нестарая еще, но, как все бомжихи, худая, с трудом передвигающаяся на нетвердых ногах, с побитыми, приплюснутыми глазами и набрякшими скулами, покрытыми грязью. — Врет он все. Томограф только в одиннадцать откроется. Да и то, до двух у них этот томограф какие-то «новые русские» арендуют — нашему брату, неимущему, хрен достанется вместо томографа. В четыре они уже на ключ запираются, и не достучишься. Знаем мы это дело. Дорого, говорят, дорого… Только мы никому не дороги, задаром пропадаем.