— Нет-нет, — поспешил заверить Абдулов. — Спасибо, но эшелоны власти, я уверен, здесь ни при чем. Самое грустное в том, что ни я, ни Алина, мы понятия не имеем, кто это делает, почему и зачем. Мы в недоумении. Деньги не помешают, Виктор Леонидович, — за Алиной требуется уход…
— Как она, бедняжка? — забеспокоился Огульновский.
— Лучше, чем могло бы быть, — успокоил его Абдулов. — Врачи уверяют, что, кроме сотрясения мозга, ничего нет. Испугана, в ужасе. Еще толком не зажил шрам от пули, а тут… Охрану надо усилить. После лечения я отправлю ее отдохнуть куда-нибудь подальше, в теплые далекие места — в Египет, Израиль. Надо было мне это раньше сделать…
— Да уж, да уж! — подхватил Огульновский. — Совершенно тебя понимаю. В такой постановке вопроса есть большой резон. Что же ты? Как же ты не догадался? Отправь ее на Карибы или на побережье ЮАР. О деньгах я распоряжусь немедленно. Охрану попроси у Кечина — я его предупрежу о твоей просьбе. Передай Алиночке мой привет. И звоните, звоните сразу же, если будут затруднения! Не стесняйтесь — как я тебе уже говорил, вы мне не чужие…
Кечин объявился на проводе буквально через пять минут.
— Что у тебя там опять такое? — вопросил он недовольным и требовательным голосом. — Ты дня не можешь провести без ЧП — учти, нам это начинает надоедать. Убийство Лосского, два покушения на Сохову, смерть Соловей — не слишком ли много для такого скромного телевизионного подразделения, как твое? В конце концов мало кому понравится делать с тобой бизнес — живем как на вулкане. Не знаем, где рванет в следующую секунду… — Кечин говорил монотонным голосом, без остановки, не давая Абдулову ни доли секунды, чтобы вклиниться со своими замечаниями. — Девчонка на твоем попечении — и что мы имеем? Ее дважды чуть не прибили какие-то м…ки. Почему не принимаешь меры? Тобой недовольны, неужели не понимаешь? Какие деньги? Какая охрана? Я никаких распоряжений от Огульновского не получал. Обещал? Виктор Леонидович — добрая душа, он всем обещает. Но денег нет, и, честно говоря, Аркадий, ты их и не заслужил. Такие проколы в последнее время себе позволяешь… Из-за твоих Лосского и Соховой — передавай ей привет при случае и пожелания выздоровления — нас каждый день по всем каналам полощут. А Соловей? Это вообще какой-то тихий ужас. Хорошо, мы пока информацию в прессу о ней не давали. Но когда все откроется — а рано или поздно придется это сделать… Этот кусок дерьма нам еще только предстоит съесть. Я уже предвкушаю. Из администрации президента звонят и интересуются, что у нас происходит, почему журналистов щелкают как мух. Ты там резвишься, а тень падает на Виктора Леонидовича. Никакой охраны — и не проси. Людей нет, самим едва хватает. А что касается денег… Может быть, позже, но не обещаю. Денег нет. Сам, сам думай, что делать и где деньги добывать, — привык из рук кормиться. А ты сам попробуй дело организовать, продукт свой продать, «я» свое творческое. Заработай. Твоя передача и ты нам все дороже и дороже обходитесь.
«А то я никогда себе деньги не зарабатывал, — в ярости захлопнул крышку телефона Абдулов после разговора с непосредственным начальством. — И зарабатывал, и процветал, и не только «с рук кормился». С ваших поганых рук… Да в 87-м ты сам мне в кабинет, заискивая, заглядывал — мол, чем удивишь мир, Аркадий? «На Старой площади ждут — мне звонили, — ждут, что ты будешь корректен. Нет-нет, не пойми превратно. Никто тебе не диктует, о чем снимать и говорить, но ты все же учти, что все не так однозначно и инициатива партии и Горбачева о совмещении поста партийных руководителей с руководителями Советов заслуживает если не одобрения, то заинтересованного обсуждения и доброжелательного внимания… Я понимаю, что ты не можешь врать зрителю, но не стоит рубить сплеча…» Тогда кассеты с нашей передачей в провинции шли на ура по десятке… Я зарабатывал, пока не пришли на телевидение акулы вроде Огульновского с прилипалами вроде тебя. Ты сам что в жизни заработал? Ты сам не с рук кормишься? Левретка Огульновского…»
— Аркадий Николаевич, — раздался вкрадчивый голос Ицковича. — Тему изнасилования точно поднимать не будем?
— Алина, как вы себя чувствуете? — тихо спросил Костов, приблизившись к больничной кровати.
— Погано все! — раздался в ответ вопль такой силы, что опер вздрогнул, хотя по характеру работы привык к эксцессам и вообще был не из пугливых.