— Три «стэдикама», — включился тут и Дмитренко. — И минимум пять «эксэксэксов». Нужно.
— Чтобы вы и эти «стэдикамы» по пьяному делу в такси забыли? — засверлила их взглядом референтка, делая вид, что ее ничуть не испугали «эксэксэксы». — Аркадий Николаевич обедает. Опять он забыл свой кабинет закрыть…
— Ну, мы тогда пойдем заглянем попозже, — ретируясь задом под уничтожающим взором абдуловской референтки, светски сообщил Дмитренко. Мешалкина он тянул за руку, а тот, почему-то кланяясь мымре на каждом слове приятеля, еще и кивал ей при этом головой: «Попозже, попозже…»
— Пулей! — скомандовал Дмитренко, когда операторы просочились в коридор, и через секунду на подходах к абдуловскому кабинету уже никого не было.
Они вбежали в аппаратную и с ходу развили большую суету — с просмотром записи надо было успеть до перегона «Эй-Пи-Ти-Эн», который согласно графику, приклеенному тут же на стене, должен был состояться через полчаса. Дежурившего там инженера операторы начали отсылать за пивом.
— Пять «Бочкарева» бери, — инструктировал Дмитренко. — И — не обойдемся — надо еще поллитру. Только смотри бери аутентичную!
Взглянув в лицо инженеру, Дмитренко тяжело вздохнул:
— Темнота! Ну, не паленую, значит, — растолковал он.
— Как я там отличу, паленая, не паленая, — забурчал инженер, рассовывая операторские десятки по карманам.
— Ну ты даешь! До своих лет не научился паленую водку от непаленой отличать? — ахнул Дмитренко. — Непаленая — она уютная, к груди тепло прилегает, принимая форму твоего живота, к руке льнет. Видишь ее — душа запела… Значит, то, что надо.
— Что же я там, в магазине, все поллитры стану к груди прикладывать и ждать, когда запоет? — продолжал бурчать неромантичный инженер.
— Ой! — махнул на него рукой Дмитренко. — Самую дешевую не вздумай брать — вот и весь секрет! Самая дешевая непаленой не бывает! Ну, иди-иди. Не мешай работать!
Он нетерпеливо вытолкал инженера в коридор, а сам снова впрыгнул в аппаратную и начал пристраивать кассету в магнитофон. Мешалкин все возился с проводами, извлекая их из своих бесконечных карманов. В свое время Мешалкин, побывавший на съемках в Афганистане, вывез себе оттуда «жилетку моджахеда» — кожаную безрукавку со множеством карманов, карманчиков, клапанов и клапанчиков на липучках. На спине жилетки под тремя длинными вертикальными прорезями, сделанными для вентиляции, располагалась большая полость типа «кенгуру». «Для взрывчатки? — ломал голову Мешалкин. — Или для «стингера?»
— А-а-ап! — вдруг услышал Мешалкин, сосредоточившийся на извлечении микрофончика из своего внутреннего кармана, низкий утробный звук, исходивший от приятеля.
Он обернулся — Дмитренко сидел у монитора и, как парализованный, таращился на экран. Больше он не издавал ни звука, из приоткрытого рта, казалось, тянется безвольная струйка слюны. Наконец Дмитренко звучно сглотнул и, повернув голову к Мешалкину, бессловесно начал тыкать рукой в сторону монитора — мол, посмотри! Он нажал обратную перемотку.
— Что там? — удивился коллега и приблизился, по-прежнему путаясь руками в проводках из карманчика.
Но когда взглянул на экран, обомлел и он.
— Вот это да! — восхищенно прошептал Мешалкин.
— А? — промычал Дмитренко, обращаясь к другу. Дар слова к нему пока не вернулся.
— Класс! — подтвердил друг.
В течение нескольких минут оба не могли оторваться от экрана и, лишь время от времени переглядываясь, ухмылялись и снова впивались глазами в монитор. Иногда, сопереживая происходящему, они наклоняли головы, пытаясь взглянуть на экран снизу, сбоку или сверху, потом возвращали головы в исходное положение и сосредоточенно следили дальше. На их лицах застыли напряженные гримасы, как у людей, совершающих тяжелую работу.
Немота у Дмитренко постепенно прошла.
— Да ты с другого боку зайди, дурак, — взволнованно шептал он кому-то, глядя на экран.
— Чем это вы тут заняты?
Внезапно раздавшийся энергичный голос от дверей подействовал на забывшихся приятелей, как разряд тока. На пороге аппаратной стояла Марфа.
Дмитренко в спешке нажал какую-то кнопку на приборной доске, операторы вскочили, как подброшенные пружиной, и попытались закрыть монитор своими телами. Но командирша Марфа, просунув сложенные лодочкой ладошки между плеч приятелей, отодвинула их в стороны и увидела все.