Боже, Мэтью, бедняжка, как же ты там выжил? В этих зверских условиях, с такими нечеловеческими нагрузками, да еще и в халате нужно ходить! Невероятно! Наверное, ты герой!
Наверное. Хотя тут примерно 80% до выпуска доживают, так что это какое-то широко распространенное геройство, свойственное большинству. На самом деле тебя тут постоянно водят по грани, но точно знают, когда ты сорвешься, и в последний момент хватают за шиворот и демонстрируют твоему изумленному взору нечто такое, что заставляет забыть, что ты собирался сдохнуть. Что интересно, в первый год тебя не так часто отвлекают, видимо, зная, что четвертый класс и так продержится на чувстве вины («Что обо мне подумает номинировавшийся меня Сенатор, родители и Дэйв?») и юношеском максимализме. А вот когда взрослеешь, уже есть опасность, что всех пошлешь и осознаешь, что это — твоя жизнь, а не родителей, что Сенатор уже забыл, кто ты, что нельзя так ни с людьми, ни с кадетами, всё, я ухожу!.. О, сигары!
Да, как только начинало казаться, что ты из человека превращаешься в один пиксель в «Длинной серой линии{?}[Long Gray Line — так называют непрерывную линию выпускников Академии всех лет. Серая — потому что это цвет многих видов формы, в том числе — выпускной.]», нам разрешали какие-нибудь безумства. Прямо так, санкционировали выплескивание усталости, дикости и фрустрации в какой-нибудь более-менее контролируемой форме. Про бой подушками я вам уже рассказывал, но есть еще «Депеша»: это когда в Академию доставляют новость о некой серьезной военной победе. Скажем, в какой-то стране ликвидировали террориста №1, на что мало кто надеялся. При мне депеш было две, обе пришли после полуночи. И вот сидишь ты, как обычно, делаешь какие-то расчеты, и вдруг слышишь в коридоре нездоровую активность: хлопанье дверей, топот, восторженные крики, и эта волна явно катит в твою сторону, так что немедленно нужно посмотреть, что это. Плебеи на ходу натягивают все элементы формы, остальные не заморачиваются, все бегут во двор. Первогодки в ажиотаже забыли, что им нельзя разговаривать на улице, и не успевают приветствовать всех старших, но их никто не ругает — не до того сейчас. По обрывкам разговоров уже понятно, кого обезвредили, и вроде бы ты не собирался испытывать восторг, но он прямо липнет к тебе, передается воздушно-капельным путем, легко преодолевая сопротивление; и вот уже и ты присоединяешься к общим крикам торжества и бежишь в прекрасный новый мир без терроризма. Ага.
Это действительно непередаваемое ощущение: темнота, разбиваемая только светом из окон, поздний час, когда нас не должно быть за пределами казармы, зашкаливающее ликование тысяч кадетов, все обнимаются и поздравляют друг друга с тем, что кто-то где-то далеко убил олицетворение мирового зла. Потом начинает тянуться дым сигар. У нас с Гейтсом в первый раз сигар не было — мы не ожидали победы добра над злом во втором семестре, но нас разыскали Дэйв с Йоханом и презентовали одну на двоих. Гейтс сказал спасибо, но нет, так как он не настолько конформист, чтобы вдруг начать курить, только потому, что все так делают, пусть даже и повод значительный. А я, конечно, конформист, да еще какой! К тому же я вижу, как курит эту сигару Дэвид, и зрелище это чертовски… завораживает. Но у меня тут же начинают слезиться от дыма глаза и появляется кашель в сопровождении слюней и соплей.
— Кёрк, ты мне больше нравился, когда не курил, а просто стоял тут, пялясь на Дженкинса, — говорит Шварценбахер. — Только рот не забывай закрывать.
— Я, может, на тебя смотрел, — прокашлявшись, говорю я.
— Правда? Какая честь! Тогда продолжай, — говорит Шварц, вставая у меня за спиной. Я из упрямства смотрю на него секунд пять, но потом становится просто невозможно продолжать этот фарс. Когда бесчинства вокруг достигают апогея, Дэйв кивает в сторону самого темного угла двора.
— Да блин, нет, не лишайте меня компании! — восклицает догадливый Шварц. — А впрочем, ладно, мы с Кевом затусим.
— Я пошел спать, — разбивает его надежды Гейтс и тут же выполняет свой план. Йохан не успевает больше ничего сказать, как и мы исчезаем.
Стена в углу двора довольно холодная, поэтому я по-джентельменски беру ее на себя, ведь я в куртке. С человеком, который курил сигару, целоваться не так противно, как с тем, кто просто сигарет насосался, к тому же я двумя затяжками сумел атрофировать себе чувство вкуса, так что мне ничего не страшно. Это все очень увлекательно, особенно в этой обстановке, но в какой-то момент, кажется, собрались сжигать ведьм или учебники по линейной оптимизации — в общем, разгорается костер. Тут же прибегают дежурные офицеры и вместо маршмеллоу приносят огнетушители и приказ разойтись, но мы требуем суперинтенданта и речь. То есть, кто-то требует, не я, у меня и так все хорошо, и, если нас не начнут разгонять в следующие две минуты, станет еще лучше.
Суперинтендант все-таки приходит и среди летающей пены из огнетушителей и дыма сигар отечески наставляет, что мы празднуем не смерть человека — так как всякая жизнь бесценна, — а торжество справедливости. Я от этой мысли немного зависаю, так как мне кажется, что он так и не опроверг празднование смерти, но Дэйв сбивает мои логические выкладки бессердечным высказыванием, что хорошо бы до конца года нанести еще такой же совершенно непоправимый урон терроризму, и еще и подмигивает! В общем, все довольные отправляются спать, на следующее утро кадеты четвертого класса прибирают двор.
Сигары эти агрессивно пихаются также в программу празднования рождества и прочих важных событий, но я так и не потрудился узнать, откуда взялась эта странная традиция и что она должна символизировать. Остальные вредные привычки навязываются не так интенсивно: алкоголь в программе появляется только у кадетов второго и первого класса и тоже только пару раз в год на балах и приемах.
На этих балах есть одна неприятная вещь: туда надо приводить пару. И по умолчанию подразумевалось, что я должен был откуда-то взять девушку! Ну, в первый год все было как-то хаотично: вариант с Дэйвом все равно бы не прокатил, я предложил Гейтсу пойти вместе, как соседи, а он вдруг заявил, что ему есть с кем идти! Во-первых, серьезно?! Во-вторых, в мне-то что делать? Пришлось умолять кадета Чи. Юки ужасно хотела с другим чуваком туда отправиться, но я ее так утомил за три дня, что она согласилась на меня.
На балах есть такая штука в начале: официальное появление гостей. Если вы бывали на королевских приемах, вам не нужно объяснять, что это такое, а для тех, кому такое только предстоит, скажем, что это, конечно, интересно (наверное), но заставляет участников нервничать, а старших офицеров — ужасно долго стоять у дверей. В общем, вы подходите к адъютанту и сообщаете ваши имена и звания/титулы, а он выходит в зал и громко всем объявляет, что явились «Кадет четвертого класса Юки Чи и кадет четвертого класса Мэтью Кёрк», а вы идете, улыбаетесь и жмете всем руки, пытаясь запомнить новые лица и имена. Кто-то, конечно, успевает нам сообщить, что мы прекрасная пара, а в случае чего (лукавое подмигивание) Академия предоставляет Кадетскую Часовню для разных церемоний. Алё! Нам восемнадцать лет, какие церемонии? Но среди первого класса правда есть это странное поверье жениться сразу после выпускного. Шварц, вон, еле, наверное, пережил полтора года, прежде чем вступить в свой законный брак. Ждал, пока старшим лейтенантом станет, не иначе.
За бокалом воды со льдом Юки сообщила, что не выйдет за меня и останется недостижимым идеалом, таким манящим, но таким недоступным, Я поблагодарил ее за это. До танцевальной части нужно было еще слушать тосты и изящно есть. Зато теперь я счастливый обладатель хороших манер. У меня охренительно хорошие манеры, просто поверьте мне на слово.