Город, взволнованный трагедией, всколыхнулся. Люди стекались к магистрали из домов, магазинов, контор, мастерских, торопились из засыпанных снегом окраин и переулков. Одни останавливались у обочин, другие вливались в поток, и вскоре людская река растянулась на несколько километров, остановив иное движение.
Никакой официальной информации в те времена давать не полагалось, поэтому весть разносилась по телефону, через сарафанное радио. Передавали жуткие подробности, называли трехзначные цифры погибших. Родители, побросав дела, кинулись к месту трагедии.
Когда миновали половину пути, навстречу медленно вышел поезд. Из кабины машиниста махали шапкой, давали знак остановиться. Колонна встала, поезд замер. Из первого вагона прямо в снег спрыгнуло несколько человек, за ними стала спускаться полная женская фигура в сером одеянии и черном платке. Из колонны побежали на помощь. Женщина сошла в снег, ее повели, держа под руки. От следующего вагона, где тоже сошло несколько человек, раздался истошный крик. Он подкосил полную женщину, и она рухнула на снег. Ее с трудом подняли, а когда она приблизилась, девчонки ужаснулись виду: искаженное лицо было черным. Женщину посадили на сани, она припала к гробу и стала гладить голой посиневшей рукой красную материю.
Процессия подходила к северной окраине города, когда над всем городом, над холодным пространством окрестностей раздался могучий рев заводского гудка. Вся масса народа вздрогнула. Сначала крикнул он коротко, потом, будто набрав воздуха полные мехи, заревел тяжело и надсадно. Целлюлозно-бумажный комбинат прощался со своей несостоявшейся сменой. Несколько десятков человек ждали процессию на развилке, и, когда она приблизилась, мужчины обнажили головы.
У поворота на кладбище сани остановились. Десятки мужских рук подняли гробы и понесли к могиле. Дорожка была старательно расчищена, но великое множество народа не вмещалось в нее. Брели по обочине, торили тропы в глубоком мягком снегу. И все шли и шли.
Ремесленники выстроились двумя плотными четырехугольниками у длинной глубокой ямы. На кучу свежей глинистой земли, где замерли знаменосцы, поднялся Иван Дмитриевич, резко сорвал шапку и крикнул громко:
— Простите нас, дети, что не уберегли вас, простите, матери!
Дальше говорить не смог и сошел, вытирая лицо тыльной стороной шапки. Выступали другие, но слова не воспринимались. Запомнилось, как мужчины в телогрейках и кирзовых сапогах спрыгнули в яму, разбросали там лапник, а потом стали принимать гробы и устанавливать их в тесный ряд.
В последний раз заиграл оркестр. Зина ощущала, как тупой болью в ее голове отражались удары барабана и стук земли, бросаемой горстями и лопатами. Уткнувшись подруге в плечо, Маша Чернова, выплакавшая все слезы, жалобно скулила:
— Им больно! Как им было больно!
В братской могиле захоронены:
1. Беликов Леонид Трофимович, 1933 года рождения, п. Быков Долинского района;
2. Бушманов Леонид Михайлович, 1932 г., г. Холмск;
3. Грибанов Виктор Федорович, 1934 г., г. Невельск;
4. Двинин Алексей Васильевич, 1933 г., г. Анива;
5. Дворчук Иван Васильевич, 1933 г., ст. Восточная Поронай- ского района;
6. Долбенкин Анатолий Петрович, 1934 г., колхоз «Амурец» Анивского района;
7. Коваленко Николай Миронович, 1934 г., п. Взморье Долинского района;
8. Королев Анатолий Федорович, 1933 г., п. Ясноморский Невельского района;
9. Кустов Алексей Федорович, 1934 г., г. Южно-Сахалинск;
10. Лазебный Александр Егорович, 1932 г., п. Пионеры Хол- мского района;
И. Маненов Утейса, 1934 г., п. Пригородное Корсаковского района;
12. Мочалов Леонид Васильевич, 1932 г., г. Поронайск;
13. Павленко Анатолий Иннокентьевич, 1933 г., п. Сокол Долинского района;
14. Токарев Дмитрий Иванович, 1932 г., с. Сергеево Холмско- го района;
15. Чернов Николай Григорьевич, 1932 г., ст. Арсентьевка Долинского района;
16. Шапошников Яков Александрович, 1934 г., г. Долинск.
Мир их праху!
V
Эпилог
О каждом пожаре докладывали лично первому секретарю обкома Д. Мельнику. Размер трагедии был настолько велик, что Мельник поставил в известность Москву. Прилетела правительственная комиссия. Областному прокурору В. Цареву было поручено взять следствие под свой личный контроль, наказать виновных по всей строгости закона.
Бывшего директора Сергеева, замполита Сапова, завхоза Лазарева и дежурного коменданта Колундаева взяли под стражу 13 января, а в конце того же месяца судили. С обвинением выступил сам Царев, потребовавший Сергееву десятилетний срок. Суд ограничился восемью. Остальные получили от пяти до трех.