— У вас что же — строительная специальность? Где-то образование получали?
— Образование мое — два класса, третий коридор. Всему учила жизнь. А я старалась, поэтому и усвоила всякую науку. И сейчас не ленюсь. Как весна наступает, выхожу в огород, копаю грядки. Под картошку копают дети и внуки, а под мелочь — сама.
— Сколько же вам лет?
— Восемьдесят пять.
Тут из комнаты выбежала внучка Лена с малышом, правнуком, поправила:
— Уже восемьдесят шесть, бабушка, восемьдесят шесть!
— Как будто не все равно, — махнула рукой женщина.
Потом наш разговор пошел в глубину. История дома, который
построила Елена Марковна Бескишная, показалась мне примечательной.
II
Весна червяка живит, а человек будто заново нарождается. Едва на склонах сошел снег, Елена Бескишная, рядовая работница Холмского хлебокомбината, начала стройку. Она решила жить по-своему.
В ту пору все мы служили государству, а оно нам платило зарплату, начисляло на нее островной коэффициент, выслуженные надбавки, оплачивало проезд на материк раз в три года по железной дороге, бесплатно лечило нас и учило наших детей, наконец, предоставляло жилье. Если все обязательства выполнялись безусловно, то с последним постоянно происходили сбои. Принимались по этому вопросу важные постановления, строили много, в городах вырастали новые районы, преображались села, а жилья все равно не хватало. Жилищный вопрос был оголенным нервом на теле государства, а у нас на Сахалине — открытой раной. Старые японские постройки рушились, горели, новые никак не поспевали, и распределение квартир напоминало многоактные драмы с массой действующих лиц: если выделяли медикам — не хватало милиции; получали учителя — обижали пожарных, работников госучреждений. А еще были многодетные семьи, инвалиды, ветераны, а еще прибывали молодые специалисты, которых закон требовал обеспечить квартирой. В очередях стояли годами, за продвижением в списках следили с болезненной бдительностью. Сражения за свои права на квартиру нередко тянулись дольше мировых войн. Битвы за них рождали своих «героев», чьи имена знали в редакциях центральных газет, приемных ЦК и Верховного Совета, а их появление в местных исполкомовских кабинетах вызывало всеобщую панику.
Елена Бескишная не кинулась пополнять толпы очередников и жалобщиков. Ее не устраивала ни барачная квартира, в которой жили, и никакая другая. Не по душе пришлись именно многоквартирье, теснота, какая-то неприкаянность обитателей. Двор был ничей, чужой, дети слонялись без дела, взрослые выпивали, курили, судачили, ссорились из-за пустяка. Нет, решила она, только свой дом!
Отважиться на строительство мог человек при деньгах или при материальной должности. Ей не досталось ни того, ни другого, зато у нее были руки и твердое житейское убеждение: деньги дает заря. Она вставала до рассвета и принималась за побочную работу — трясла мешки. На хлебокомбинате тогда складских помещений не имелось, муку хранили под навесом, под брезентом. Мука очень чувствительна к влаге, после дождей и туманов мешки брались коркой, зубами ее не отгрызешь, а мешкотару надлежало возвращать на базу в первосортном состоянии. Начальство шло на значительные расходы и платило за обработку мешков от пятидесяти копеек до рубля. Деньги по тем временам небольшие, но и немалые.
За мешки платили наличными и сразу, не надо было ждать аванса или получки. Однако в очередь на обработку мешков, как на квартиры, не записывались. Рубль, такой доступный и соблазнительный издали, доставался трудом. Далеко не всякий мог осилить за день десять мешков, у иных хватало терпения не больше чем на три. Елена Бескишная обрабатывала горы. Приспособилась, наловчилась: сначала, сложив их стопкой, колотила ломиком, потом бралась за специальные скребки, выколачивала о приспособление в виде жердей, мяла в руках, стирая пальцы до крови. Работала до трех часов, после чего бежала на смену. На эти деньги и приобретала лес, изыскивая доступных поставщиков.
В ту пору много ломали старых японских зданий. Среди гнилья и трухи предприимчивые мужики успевали отобрать годные доски и добротный брус. Брус был сухой, легкий, со специальным покрытием от шашля, годился он для чердачных перекрытий и внутренних перегородок, а доставляли его по цене вполне сносной.