Это какую, пардон муа, помощь он желает мне оказывать? От какой-такой помощи я закричу?! Я уже собралась пинать его под коленку и удирать, действительно поднимая своими воплями если не полгорода, то полрайона точно. Но не успела занести ногу, как Ферраль выпустил мою руку. В ладонь перекочевал картонный прямоугольник – визитка. В пару к Нэроевской, не иначе. Впору в коллекционеры податься.
- Вбейте мой номер в мобильник. Поставьте на быстрый набор. В случае опасности просто наберите и молчите, - отрывисто приказал он. Его красивая физиономия словно затвердела. – Жизнью заклинаю, дипломница, никому не говорите о том, о чем не хотели рассказывать мне, понятно?
- Не понятно. Вы же хотели это узнать…
- Значит, передумал, - это прозвучало зло, а следующая фраза – устало: - Никому ни слова. В случае опасности позвоните мне. Тогда, скорее всего, и сможем поговорить. Вот и выход. Вам, полагаю, туда.
Кивком попрощался и, не оборачиваясь устремился туда, откуда только что пришел со мной под ручку. А я осталась стоять, дура-дурой, в двух шагах от парка, в трех от дома.
- Да не пошел бы ты? – сказала я удалявшейся широченной спине Теро Ферраля. Спина не ответила, видимо, удалилась достаточно далеко. Я скомкала визитку, запустила комком куда-то по направлению движения Теро, затем развернулась и направилась домой. И уже окончательно выкинула из головы этого странного типа. С учетом того, что меня ожидало, это оказалось легче легкого.
Весь понедельник я металась как тигра в клетке. Хваталась то за одно дело, то за другое. Зачем-то выскоблила квартиру, которую мы с Рэмом вполне дружно и очень быстро прибрали еще в субботу. Вернее, не «зачем-то», а мыслью, что не могу же я родного человека бросить в грязной квартире? То, что мое отсутствие в мире живых продлится едва ли до ночи, мозг осознавать отказывался. Хорошо, что хоть котлет на три дня не нажарила – это было бы крайне подозрительно.
Часов в пять я залезла под горячий душ, потому что меня зазнобило. Да так, что и не поймешь, нервы это, предсмертный мандраж, вроде предстартового, или я грипп подхватила. Отмокала, пока кожа на пальцах не сморщилась, а ванная не заполнилась клубами пара.
За полчаса до часа икс зазвонил телефон. Я схватила его, не глядя.
- Алло?
Хорошо, что не заорала «Нэрой, сделай все обратно, я боюсь!!!». Потому что звонил муж.
- Оля? – голос его звучал… странно. – Скажи, с тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь?
Ох, божечки, у него, что, новая фишка? А-а-а, конец нашему здоровью, мы развалины? Но тревога и растерянность в его интонациях были самыми настоящими. В смысле, его вечные страдания тоже были не поддельными. Просто… как будто ему было не «как всегда ужасно», а по-настоящему плохо. Да и звонил он не чтобы рассказать о себе, а чтобы спросить обо мне…
- Рэм, ты что? Пугаешь меня. Я как обычно. Ну… голова болит, знобит что-то…
- Оль… родная, выпей лекарство и ляг. Ничего не делай, отдохни.
- Да что стряслось-то?!
- Я… немного задержусь. У нас тут на работе такое… Ох, Оль, Катя Веревицкая умерла. Скорая еще здесь.
У меня ноги подкосились. Катя была одной из тех немногих, да что там «немногих»! - единичных коллег Рэма, о которых он хорошо отзывался. И вообще одной из тех редчайших людей, которые не встречали его осуждения. Я к ней не ревновала. Но не потому, что не умею, а потому, что женской чуйкой чуяла – нет оснований. Питала ли она какие-либо чувства к Рэму, шут его знает, но он – определенно никаких кроме некоторого подобия дружеских.
- Ох, Рэм… как это? – просипела я. Горло вдруг сдавило. – Рэм! Рэм, ты сам – как?
- Как… не знаю. Просто страшно, что с тобой что-то произойдет. Оля, береги себя. Я приеду домой, как только нам разрешат уйти, тут кроме скорой полиция еще. Говорят, у нее инсульт был. Оль, она младше нас. Я… я отпуск возьму, давайте втроем на море поедем, а? Вот прямо к экватору. Хочу, чтобы вы с Даной на солнце погрелись. Может, даже выкупаемся… Отдыхай, Олечка, я скоро буду.
Показалось мне, или он всхлипнул?!
Я села на диван, положила телефон рядом с собой. На меня вдруг чугунной плитой… могильным памятником навалилось осознание жестокости содеянного. Что будет с Рэмом, когда он зайдет домой и обнаружит мой бездыханный труп? Почему сегодня? Так нечестно! Что я творю, господи, Боже мой?! Пусть не страстно любимому, пусть вредному, тяжелому, но близкому и родному человеку готовлюсь сердце порвать. Оля, ты в самом деле спятила, дура ты эдакая!
Так… какое-то время у меня еще осталось. Я лихорадочно нашла во «входящих звонках» номер телефона Нэроя. Когда он ответил, голос у него был такой, словно он тоже кого-то потерял. Хотя вряд ли. Некроманты по идее должны проще смотреть на подобные происшествия.