— Извините, — сказала она, отирая глаза. — Я преподаю вот уже двадцать пять лет — и хорошо преподаю, как вам известно, если вы прочитали мои характеристики. Работа учителя — вся моя жизнь, я люблю это дело, и сейчас уже поздновато говорить мне, что я не гожусь в учителя.
— Преподавание — профессия молодых, а вам под пятьдесят. Да, кроме того, мы должны считаться с вашим здоровьем.
— Которое не оставляет желать лучшего, — вставила она. — Правда, я перенесла рак легких. На Марсе это не редкость. Он легко излечивается.
— Если верить вашим бумагам, вы перенесли это заболевание четырежды.
— Четырежды перенесла и четырежды вылечилась. Я вернулась на Землю только потому, что врачи считали, будто у меня особое предрасположение к марсианскому раку.
— Преподавание на Марсе… — Он пренебрежительно махнул рукой. — Вы нигде больше не преподавали, а когда вы были студенткой, ваш колледж готовил учителей специально для Марса. В преподавании произошла революция, мисс Болц, но вы об этом даже не подозреваете. — Он опять строго постучал по столу. — Вы не пригодны к преподавательской работе. По крайней мере в нашем округе.
Она упрямо ответила:
— Будете вы соблюдать условия контракта или мне придется действовать через суд?
Он пожал плечами, взял в руки папку.
— Английский письменный и устный. Десятый класс. Надо полагать, вы думаете, что справитесь.
— Справлюсь.
— Ваш урок — ежедневно с четверти одиннадцатого до четверти двенадцатого, кроме субботы и воскресенья.
— Меня не интересует частичная загрузка.
— Это полная загрузка.
— Пять часов в неделю?
— Считается, что сорок часов в неделю у вас будут уходить на подготовку к урокам. Скорее всего вам понадобится еще больше времени.
— Понятно, — сказала она. Ни разу в жизни она не чувствовала такого замешательства.
— Занятия начнутся со следующего понедельника. Я выделю вам студию и сейчас же созову техническое совещание.
— Студию?
— Студию. — В его голосе прозвучала нотка злорадного удовольствия. — У вас будет примерно сорок тысяч учеников.
Он вынул из ящика письменного стола две книги. Одна из них, чрезвычайно увесистая, называлась «Техника и приемы телеобучения», а другая, отпечатанная на ротаторе и переплетенная в пластик, — программа по английскому языку для десятого класса северо-восточного школьного округа США.
— Здесь все нужные вам сведения, — сказал он.
Мисс Болц с запинкой произнесла:
— Телеобучение? Значит… мои ученики будут слушать меня но телевизору?
— Безусловно.
— Значит, я их никогда не увижу?
— Зато они вас увидят, мисс Болц. Этого вполне достаточно.
— Наверное, экзамены будут принимать машины, но как быть с сочинениями? Я ведь за целый семестр не успею проверить даже одно задание.
Он нахмурился.
— Никаких заданий нет. Экзаменов тоже нет. По-видимому, на Марсе все еще прибегают к экзаменам и заданиям, чтобы заставить учеников заниматься, но мы шагнули далеко вперед по сравнению с таким средневековьем в образовании. Если вы собираетесь вколачивать материал при помощи экзаменов, сочинений и тому подобного, выбросьте это из головы. Все эти приемчики характерны для бездарного учителя, и мы бы их не допустили, даже если бы существовала практическая возможность допустить, а ее-то и не существует.
— Если не будет ни экзаменов, ни сочинений и если я никогда не увижу учеников, то как же мне оценивать свою работу?
— Для этого у нас есть свои методы. Будете каждые две недели узнавать показатель Тендэкз. У вас все?
— Еще один вопрос. — Она слабо улыбнулась. — Не объясните ли вы, почему так явно настроены против моего сотрудничества?
— Объясню, — равнодушно ответил он. — У вас на руках устаревший контракт, который мы обязаны соблюдать, но мы-то знаем, что вам не выдержать договорного срока. Когда вы уйдете, придется среди учебного года искать вам замену, а до тех пор несколько недель сорок тысяч учеников будут учиться плохо. Если вы до понедельника передумаете, я гарантирую, что пенсия вам будет выплачиваться полностью. Если нет, учтите: суды признают за нами право увольнения учителя по непригодности независимо от его должности и стажа.
Секретарша мистера Уилбинса назвала номер комнаты.
— Это будет ваш кабинет, — сказала она. — Подождите там, я кого-нибудь пришлю.
Кабинет был маленький, в нем стояли книжные шкафы, письменный стол, картотека и проекционный аппарат. Узкое оконце позволяло увидеть длинные ряды таких же узких окошек. В стену против письменного стола был вмонтирован телевизионный экран размером метр двадцать на метр двадцать. У мисс Болц это был первый в жизни кабинет, и она уселась за письменным столом, чувствуя, как неодобрительно хмурятся унылые серовато-коричневые стены, ощущая одиночество, смирение и немалый страх.