– Ну, а какая взаимосвязь коэффициентов трения при этом должна быть?
Сделал и это. Потом решил задачу и для случая чистого качения шара, и опять выразил взаимные значения коэффициентов трения. Связал их с углом наклона плоскости, поднял голову. Мы с Дарьей Даниловной встретились глазами. Я сказал:
– Да. Так вот…
Она не заметила, что я повторил любимое выражение Лямина, тотчас подошла к моему столу, взглянула в тетрадку:
– Ну что ж… – И посмотрела с любопытством на меня: – А – дальше?
– Можно и дальше.
– Так-так, – сказала она.
Составил уравнения для всех остальных случаев. Она снова подошла, долго рассматривала мои записи, мигнула, стала глядеть на меня.
– Егоров? – села рядом за мой стол. Я покраснел, кивнул ей.
– Так-так! – повторила она, уже улыбаясь, взяла мою ручку, стала опять очень разборчиво, четко рисовать в моей тетради. – Давайте-ка будем варьировать диаметром шара, а?
Я кивнул, успел подумать, что ей Лямин рассказал обо мне.
– Как вы думаете, – спросила она, – вот, например, лом. Он что, чаще катится по льду или – скользит?
– Скользит.
– Очень возможно, но это еще надо доказать! – И встала.
Не знаю, что бы я делал, если бы в нашей школе не было Глафиры Андреевны. Как узнать минимальное значение диаметра шара или лома, не пользуясь дифференциальным исчислением? А вот если составить уравнение движения, взять производную, приравнять ее нулю и выразить наименьшее значение диаметра, результат получается буквально мгновенно! Но делать этого было нельзя: мои товарищи по группе еще не знали этого исчисления, а оказываться в гениях – мне не хотелось. Поэтому я задумался: никак у меня не получалось решение, если пользоваться только элементарной алгеброй.
Я слышал уже, что другие делают новую задачу, Казя был вызван к доске. Потом Дарья Даниловна объясняла условия третьей задачи, а я на последней странице тетради вывел наименьшее значение диаметра шара в зависимости от угла наклона плоскости и всех других параметров, взял производную. Вздохнул, поглядел на Дарью Даниловну. И она посмотрела на меня довольно ехидно. Во мне мгновенно возникла здоровая спортивная злость, да и знал я уже, какое выражение получается в результате рассуждения. Это и помогло мне, пользуясь одной школьной алгеброй, найти наименьшее значение диаметра шара.
Дарья Даниловна снова подошла ко мне, стала смотреть мое решение. В аудитории опять была тишина, у меня даже уши горели. Посмотрела на меня, улыбнулась.
– А Кирилл Кириллович хвалился, что вы на собеседовании сделали подобную задачу, взяв производную.
Я открыл последнюю страницу тетради.
– Так! – сказала она, внимательно глядя на мой вывод.
– Да. Так вот… – сказал я, прислушиваясь к тишине в аудитории.
– Да. Так вот… – повторила она, и тут не заметив ляминских слов, и засмеялась: – Идите к доске.
Я стер тряпкой с доски заранее написанное, потом сделал решение с помощью алгебры.
– Ну, как?! – спросила Дарья Даниловна у группы, подошла, встала со мной рядом. – А Егоров еще и сюрпризик нам приготовил!
Кивнула, заложила руки за спину, покачалась значительно на носках.
Я написал на доске решение и с помощью производной. И с этого момента стал ждать занятий Дарьи Даниловны с тем же нетерпением, что и лекций Лямина.
По возрастному составу наша группа может быть разделена на три части. К первой относятся Мангусов, Капитонова, – у нее тоже трое детей, – бывший офицер Золтанов, еще двое-трое. Им около тридцати лет или даже побольше. Люди это серьезные, умные, с известным положением, но дипломов у них нет по тем или иным причинам.
Как-то в перерыв, уже после занятий Дарьи Даниловны, мы стояли в коридоре, курили. Вдруг Мангусов вздохнул:
– Хорошо тебе, Ванька, голова у тебя свежая, никакого перерыва после школы, а вот нам-то каково? – И снова вздохнул, глядя на Капитонову, Золтанова.
Капитонова – полная, высокая – иногда являлась в институт даже с хозяйственной сумкой, говорила, чуть извиняясь:
– Купила своим галчатам…
А Золтанова провожали до института, встречали после занятий жена с сыном вроде Светички, потому что Золтанов болен. Демобилизовался из армии, а гражданской специальности у него не оказалось.
– Пенсия хорошо, но работа – лучше! – обычно говорил он.
Вторая часть нашей группы самая многочисленная, ее составляют студенты двадцати двух – двадцати пяти лет. Вот вроде Кази Березовского, пришедшие в вуз после армии. Или двух подруг Любы Вялиной и Раи Шмякиной, которых назвали «инкубаторными», потому что они одевались совершенно одинаково, как одеваются обычно сестры-близнецы. И даже внешне были похожи – невысокие, худенькие, белобрысенькие; они отдаленно напоминали мне Лену. Частенько являются на лекции с туфлями для танцев, положенными в сумки вместе с конспектами. Тогда в группе говорят: