– Ну наконец-то!… – проговорил Яков Юрьевич и стал искать папиросы.
Я протянул ему свои, он долго не мог вытащить сигарету из пачки. А я только сейчас, только глядя на его большие и сильные пальцы – они как-то беззащитно подрагивали,-впервые по-настоящему понял, что значит для Соломиных опубликованный очерк Татьяны. И сколько им обоим, наверно, приходилось мучиться из-за Татьяны в школе, и как они беспокоились, осуществится ли призвание Татьяны или все это – обычная юношеская блажь? И когда зажег спичку, поднес к его сигарете, а он прикурил, я сказал:
– Я очень люблю Татьяну! Очень! И… мама у меня недавно умерла.
Он помолчал, потом положил руку на мои плечи, сказал просто:
– Ну, а мы-то с Ниной, Иван? Мы-то ведь – живы!
И я постоял молча, отворачиваясь, пряча лицо. Подышал поглубже, справился. Нина Борисовна сказала, точно ничего и не было:
– Давайте завтракать.
И мы сели за стол на кухне, стали есть яичницу с колбасой. Я только все косился, как Яков Юрьевич управляется одной рукой: берет хлеб, откусывает, кладет ломоть на стол; этой же рукой берет вилку, ест яичницу. Они разговаривали о чем-то и смеялись, и я разговаривал, и тоже смеялся. Чувствовал я какую-то надежную уверенность во всем. Она была и той, которую я всегда ощущал, увидев Ермаковых, и чем-то слегка другой. Последнее время, особенно в самый последний год, я должен был думать наперед решительно обо всем, даже поражался, помню, когда ребята в школе говорили:
– Я забыл, а мама не напомнила.
Я просто не имел права ни о чем забывать. А тут ко мне вдруг будто снова вернулось детство, когда сам ты можешь жить и радоваться, одна у тебя обязанность – вести себя нормально, а уж обо всем другом подумают за тебя старшие, теперь вот – Нина Борисовна и Яков Юрьевич. Будто даже усталость я вдруг почувствовал, а ведь выспался я ночью отлично…
– Ну, Иван, здравствуй! – сказала мне Нина Борисовна, а я увидел, что все они молча и внимательно смотрят на меня.
– Здравствуйте, – ответил я и даже не улыбнулся, поскольку ничего смешного в том, что мы с Ниной Борисовной поздоровались, не было. Посмотрел на Татьяну. – Мы с ней думали после вашего приезда перебраться в комнату мамы. Теперь мою то есть. Конечно, вчетвером, может, и тесновато будет…
– А мы все время вчетвером жили, – быстро сказала Нина Борисовна.
– Да! – сказал Яков Юрьевич, и глаза у него опять были озорными.
– Мы бы с Татьяной пожили у вас хоть месяц, а? Если, конечно, Татьяна не будет возражать.
– А, доченька? – спросила Нина Борисовна.
– Да, интересно: будет она возражать или нет? – сказал Яков Юрьевич.
– Получается, что мы с Татьяной пытаемся взгромоздиться вам на плечи… – начал я.
– Но это же – временно, – договорила Татьяна.
– Спасибо вам, детки дорогие! – сказала Нина Борисовна.
– Раньше говорили: «Сына растишь – в долг даешь, дочь растишь – на ветер бросаешь!» – сказал Яков Юрьевич.
– Я через месяц выброшусь на ветер! – заверила Татьяна.
– Ну, давайте чай пить, – сказала Нина Борисовна и стала разливать в чашки чай.
После чая мы начали разбирать их рюкзаки и чемоданы. Чего-чего только в них не было! И я понял еще одно: большая разница, когда ты идешь в туристский поход недельки на две, и когда отправляешься в глухомань на полгода, а то и больше. И туристские базы не ждут тебя со свежим бельем.
– А все-таки профессия у вас – мужественная!
– Это так кажется только, Иван, – и глаза Якова Юрьевича опять стали озорными, он поглядел на Татьяну: – Мне, например, кажется, что и та, которую она себе выбрала…
– Да и у Ивана в цеху можно без рук-ног остаться, – перебила его Татьяна.
– Даже вот и вас вырастить, – Нина Борисовна вздохнула, – и то мужество надо.
Все утро были непрерывные телефонные звонки. И Яков Юрьевич, и Нина Борисовна продолжали оставаться начальниками своих экспедиций. С самыми разными вопросами обращались к ним те, что были вместе с ними. И каждый обязательно спрашивал, где они собираются вечером, чтобы отметить возвращение.
– И нас с собой возьмут, – шепнула мне Татьяна. – Это уж у геологов так принято, собираться вместе после благополучного возвращения.
Потом мы с Яковом Юрьевичем ходили в поликлинику: надо было перебинтовать руку. И тут неожиданно выяснилось, что это медведь – самый настоящий медведь! – попортил, как он выразился, ему руку.
– Кончились у нас продукты, мы втроем далеконько забрались… Ну, мне и пришлось за пятьдесят километров одному идти на базу.
– А тут – долгожданная встреча!
– Не совсем так. Я, во-первых, спал. А во-вторых, даже и не хотел я с ним встречаться.
– А он – возьми и разбуди вас, как меня сегодня Нина Борисовна.