– Успокойтеь, пожалуйста, выпейте воды, – с этими словами Анна подала Ольге стакан с водой. – Лучше? Продолжайте, – со спокойствием сказала Анна Павловна.
– Я толком ничего не знаю. Антон мне ничуть о наследстве не рассказал. Он только сказал, что там дела прошлого и их касаться не стоит. Мы оформили документы и больше не возвращались к этой теме.
На глазах Ольги снова выступили слёзы.
– Какие-то бумаги, что-нибудь вам показывал Антон?
– Там какая-то расписка с моим покойным мужем. В комнате у Антона, в столе, в шкатулке лежала. Как только я её прочитала, Антон её сжёг. Там говорилось, что всё своё наследство он обязуется завещать мне.
– Хорошо, спасибо. Ольга, идите в свою комнату, отдохните.
Ольга ничего не ответила, только кивнула головой. Встала и вышла из комнаты.
На кухню вошёл Крепостной, который, как он утверждал, ничего не видел, не слышал и не знает. И, что, вообще, его тут не было, а, если и бывал, то крайне редко.
Из этой беседы (именно беседы, а не допроса), Анна Павловна узнала только то, что за него Наталья Шлёц выходит замуж. Больше ничего полезного не было. Да и это было очевидно. Крепостной не мог ничего знать, он к этой семье не имел никакого отношения.
Наконец в столовую вошёл Белов. Вид его был ужасен. Он был бледен. До сих пор он не мог поверить, что Антона больше нет.
– А знаете, – начал говорить Белов, садясь напротив следователя, – я знаю, что он не сам…
В горле выступил ком, слёзы заблестели на глазах, но Фёдор Константинович держался стойко, до последнего. Уже после этой беседы он закроется у себя в комнате и выпустит эмоции.
– Он мне, как сын был. Я до сих пор не верю, что его рядом нет, что его, вообще, нет. Возможно и звучит это всё сентиментально… Во всей этой истории мне жаль только Ольгу.
Анна Павловна слушала внимательно и не перебивала доктора. Она хотела, чтобы он сам сказал всё по поводу данной ситуации. Уже после всей его речи, она начнёт задавать вопросы, если это потребуется.
– Её же Наталья загрызёт, – продолжал Белов. –Змеюка она ещё та, такую поискать надо, – более оживлённо говорил Белов, в его глазах появлялся странный блеск. – За это наследство достанется же бедной. Как мне её жалко… Наталья его отравила, я уверен. У неё в комнате он больше получаса просидел. Потом вышел и всё… Наталья же надеялась, что ей всё достанется. Она же не знает о написанном завещании, никто, в принципе, не знал. Я, Антон и Ольга. Теперь Вы… И в скором времени все. Я хоть и был близок с Антоном. Мы во время его болезни сблизились, но толком я ничего о его прошлом не знал, да и о настоящем-то особо тоже… Это Антонова болезнь, будь она не ладна! Антон из-за неё поторопился с завещанием. Ему доктора, мои коллеги, ничего утешительного не говорили. Поставили не тот диагноз, убивали лекарствами. Я пытался сказать Наталье, но она и слышать не хотела… А сейчас, увидев, что лучше стало ему, решила всё под свой контроль взять, вот и… Сами видите, что произошло. Анна Павловна, прошу Вас, закройте её надолго.
– Её вину нам ещё нужно будет доказать. Мы не можем без веских оснований, как Вы выразились, закрыть кого-то. Я обещаю Вам, что мы проведём тщательное расследование и, если всё-таки окажется, что Антона действительно отравили, и сделала это Наталья, то она получит по полной программе.
Белов посмотрел на Анну Паловну таким взглядом, каким до этого не смотрел ни на кого, в нём читалась жалость, скорбь и моление о помощи. Казалось, что он тонул в глубоком омуте, из которого никто не мог его вытащить. У Анны, у этого стойкого профессионального следователя, первый раз за столько лет навернулись слёзы на глазах. Белов встал, пошатнулся и пошёл в свою комнату. Часы показывали четыре утра.
Все участники события, исключая Крепостного, который направился сразу же после беседы с Анной Павловной домой, были в своих комнатах и пытались уснуть.
В доме царила тишина и скорбь. Каждый уголок дома был пропитан унылостью. Воздух был тяжёлым, дышать было трудно.
Белов и Андросова уснули почти одновременно, в шестом часу утра. Оба были уставшими, из них как будто вытрясли душу. Им было трудно, обоих душила эмоциональная боль. Андросова винила себя за то, что помедлила и не сказала то судьбоносное «да». Она во всём винила себя: «Если бы не я, если бы я тогда сказала всего одно слово, то может, всё сейчас было бы хорошо».
Белов винил себя за то, что не доглядел. Совесть его пожирала изнутри, на душе скребли кошки. У него внутри, в одно мгновенье, снова стало пусто, как тогда, пятнадцать лет назад, девятнадцатого января, после того рокового события, когда вся его жизнь изменилась и пошла ко дну. В тот день погибла его жена и дочь. Белов долго не мог оправиться, но всё-таки ему удалось это сделать. Он начал жизнь с чистого листа и полностью ушёл в медицину. И вот недавно он обрёл родственную душу, которая стала для него любимым сыном, и потерял её сейчас. В данный момент он испытывал какое-то странное чувство, которое помутняло разум, заставляло действовать необдуманно. Доктор держался из последних сил, его душили мысли. Наконец он уснул, с тяжким грузом на душе.