Как уже говорилось, наша "садовница" перед прыжком в зелёное "озеро" закатала брюки как можно выше, до положения шорт. Бёдра облегались очень плотно, почти что сжимались, но не резко, а по всей поверхности равномерно. Как будто в седле сидела девушка, настолько всё там было твёрдое. Голени, наоборот, наслаждались свободой, их охватывали только колготки. Приятная фактура, не уходящее тепло — в общем, почти что "вторая", незаметная кожа. Тело могло сгибаться и в пояснице, и в коленях.
Теперь же бёдра и голени выровнялись по ощущениям. Привыкла к давлению? Не похоже. Ева глянула вниз и обмерла.
Она не увидела собственных ступней!
Да и голени виднелись далеко не целиком. Нижняя их часть потонула в зелёных рядах, ощерившихся колючками. Кактусы! Кактусы полонили её ноги.
Но как? Этого же не было, когда она сюда планировала, она бы и не смогла прыгнуть, врезалась бы в эти шипы.
Места для ног были видны, открыты, рядом кактусы… Да, кактусы рядом как бы отваливались в разные стороны. Разумеется, она же не могла предугадать, что колючие столбики могут шататься туда-сюда.
И, однако, это произошло.
Самое интересное — колючесть совсем не чувствовалась. Ну абсолютно! Ощущение было такое, что просто сильно потолстели колготки или же она натянула трико размером меньше своего. Даже приятно немножко…
Нерастраченный запас сообразительности, скопленный к зачёту, помог снова. Кактусы приняли её ножки за своих! Ведь они никогда не царапают друг друга, даже произрастая в ужасной тесноте. А ножки, голеночки изящные девчоночьи, по форме как раз подходят. Вот только иголок они лишены. И общинные растения, поняв, что их собратья беззащитны, стеной стали вокруг, обороняя от чего бы то ни было. Так дельфины поддерживают на плаву своих раненых или обессиленных собратьев.
Впрочем, всё можно истолковать иначе. Она полила кактусы любовно, и они ответили ей те же. Ведь любви много не бывает. Через несколько дней снова потребуется полив, и они хотели бы получить его от неё же. Ну, и задержали.
Если бы они знали, какой им грозил "полив"! Самозабвенная работа закончилась, и живот снова напомнил о себе. Отпали причины, по которым он должен был скромничать и, чуть не лопаясь, молчать. Пора о нём позаботиться!
И он напомнил. Как будто что-то спящее проснулось за лонной косточкой, в туалет подкатило ну сильно-сильно…
Что делать? Морщась, Ева попыталась хоть чуть-чуть поднять одну ногу. Глухо. Нога будто приросла к земле. А стоило потянуть её вверх посильнее, как заработали верхние колючки. Они натягивали колготки, грозя порвать, царапали сквозь них кожу. Пока просто поцарапывали, не до крови, но рванись она решительно и… Нет, судьбу лучше не испытывать.
Но тогда как? Девушка попыталась отогнуть хотя бы один зелёный столбик, но он злобно коготнул её палец.
— Ой! — И пальчик с капелькой крови сиганул в рот.
Увы, не обошлось и без капельки иного сорта, вдруг скользнувшей в трусики. Ева отчаянно зажалась. М-м-м… Кажется, отошла. Горький опыт уже был.
Что делать-то? Скоро должны вернуться женщины. Конечно же, дождаться их! Они наденут толстые резиновые перчатки и отогнут приставал. Счастливые, в туалете, льётся водичка… Ой, лучше не думать про это! Просто подождать немножко. И уговаривать тело: вот-вот, вот сейчас, ну ещё чуть-чуть.
Капелька, похоже, расплылась в пятнышко и теперь грелась в укромном девичьем месте, высыхая.
Она стояла, экономя силы, зажимаясь внизу и соображая, хотелось ли ей так страстно ещё когда-либо. Ой, лучше не вспоминать! Ведь если вспомнить не удастся, нахлынет чёрный страх. Страшно остаться без поддержки прецедента.
В дверь постучали.
— Скорее! — крикнула Ева, сообразив тут же, что кричит в тёмное окно, и повернулась торсом, насколько могла, не двигая голенями. — Скорее, спасите меня!
— Это мы, — послышалось из-за двери. Тихо послышалось, но и тишина в комнате стояла мёртвая. — Открой!
— Спа… — начала было девушка, но тут же похолодела спиной. Они же захлопнули её! Она же должна была им открыть! Чего ключи по туалетам таскать, ключи наверняка где-то здесь, внутри…
— Ключи не нужны, — словно услышали они её думы. — Просто поверни барабанчик по часовой.
— Я не могу! — раздался крик. О чёрт, как далека дверь! Как ломит в талии, она же так перекрутилась, что даже попку собственную видит всю. Крепкая попка, хорошая, выпячивается, как мочевой пузырь… Ой, только не об этом!
Вернулась в исходное положение, лицом к окну. Отдохнула несколько секунд. Женщины забеспокоились.
— Как тебя там? Ага, Ева. Открывай, Ева, покрути барабан. Что ты там телишься?! Поливаешь, что ли? Открой нам сперва.
Конечно, здесь же оставались их сумки, шубы, да и вообще за лабораторию они отвечают. Если малознакомый человек остаётся один и не открывает, есть от чего прийти в беспокойство.
Ева снова крутанулась вокруг своей оси, положив руки на живот, и набрала в грудь воздух.
Медленно, гораздо медленнее, чем хотелось бы, пришло к женщинам понимание происшедшего. Не всё, правда, но главное они поняли: гостья почему-то не может подойти к двери. Скажем, расшибла ногу и лежит, бедная, страдает. Криком-то тонкости не передашь.
— Ладно, к коменданту сходим, — прокричали из-за двери. — У него запасные ключи есть. Держись! — И зацокали каблуки.
Это сколько же ещё минут ждать? И сколько она может выдюжить? Не может, а надо.
Живот изнутри кольнуло, как иголкой. Ой! Неужели доходит?! И если доходит, не полить ли ей виновников? Брюки хоть и завёрнуты плотно, но спустить их, вроде, можно.
Нет, нельзя! Плантация-мышеловка примыкала к южному окну — самому для зелени притягательному. Девичья фигурка стояла в центре, то есть метрах в полутора-двух от оконных стёкол. Светили люминесцентные лампы под потолком, оконные стёкла казались чёрными, блеском отражая лампы. Видно в них было мало что: диагональные снежинки, уже раскаивающиеся в своей подсказке, да какие-то неопределённые светлые пятна — не от ламп. Это светились окна корпуса напротив, где тоже, видно, праздновали. Кто-то, может, курит у окна, кто-то просто смотрит. И освещённая девичья фигурка им должна быть хорошо видна. Присесть глубоко нельзя — колко, а из окон напротив этажом-другим выше видимость ещё лучше… Нет, аварийный выпуск исключается. Хотя, может… Может, кактусы именно его и ждут?
Сколько прошло времени? Она не засекла. К коменданту идти минут… Ой! Ещё одна иголка вонзилась изнутри пузыря, пошаталась, пронзая болью, вроде, вышла. Нет, просто стоять и ждать нельзя. Надо хоть немножко себе помочь. Но как?
В кармане брючек (залезть, ух, трудно, низ кармана прижат накрученными штанинами) отыскался носовой платок. Был он тонким, батистовым, и от колючек защитить не мог, зато, будучи большим, мог защитить от чужих взглядов. Нужда быстро подсказала способ хоть немного облегчить страдания. Ева обвязала платок вокруг талии, покрывая живот, потом подлезла под него и расстегнула ремень брюк, а потом и гульфик. Что-то там, под платком, с радостью вывалилось на свободу. У-ух, полегчало-то как! Как томился мой бедный резервуарчик, зажатый брюками да ремнём, а сейчас и ещё потерпит. Потерпит-потерпит! Брюки не спадут — плотно навёрнуты на бёдра, как в глубоком седле сижу. Живём!