Поводом для возникновения ряда обрядов нередко служило желание избавиться от стихийных бедствий — наводнений, засух; изгнать птиц и насекомых с полей; избавить людей от болезней с помощью магического предмета (сжигание или бросание в реку фигурок с изображением человека, на которые должны были «перейти» болезни), а также «общение с предками».
Итак, в основе календарных обычаев и обрядов японцев можно выделить три главных компонента — земледельческие работы, поклонение обожествленным силам природы и культ предков. Все эти обряды нацелены на получение богатого урожая. С возникновением новых видов производства (например, шелководства), изменением технологии сельскохозяйственного производства появлялись и новые обряды.
Для японцев календарная обрядность имела тем большее значение, что климатические условия страны очень разнообразны и смена времен года чрезвычайно контрастна. В быту, в психологии, в эстетике и даже этике японцев четыре сезона года отражены во множестве аспектов. Японские острова вытянулись с севера на юг узкой цепочкой на 3,4 тыс. км. Отсюда — удивительное разнообразие природных и климатических условий в стране, ярко выраженное изменение температуры, ветров, осадков в зависимости от места и времени года. Для Японии характерна контрастная смена времен года. В стране каждый сезон и каждый месяц имеют свою особенность, которая воспета в антологии древнеяпонской поэзии VIII в. «Собрание мириад листьев» («Манъёсю»);
Японцы издревле восхищались сменой времен года, видя в ней неповторимое очарование. «Мое единственное желание в жизни — видеть красоту меняющихся сезонов», — писал автор известной «Повести четырех времен года» («Сики-моногатари») поэт Камо-но Тёмэй (1155–1216).
Эту же мысль в наши дни подчеркивает Ф. Мараини: «Связь между человеком и природой Японии проявляется в пристальном, ритуальном, часто одержимом интересе к времени года. Каждое из них воспевалось и нередко до сих пор воспевается в литературе и искусстве, и у каждого есть свои особые атрибуты цветов, животных, растений, явлений природы и человеческих настроений» [Мараини, 1980, с. 54].
Своеобразным проявлением древних календарных сельскохозяйственных обрядов и обычаев стала традиция японцев любоваться природой, ее характерными признаками в каждое данное время года: цветами, луной, снегом, деревьями. Любование у древних японцев — это восприятие мира, природы, всей сущности бытия через восприятие красоты [Виноградова, Николаева, 1979, с. 259–260]. Это не просто любование, а созерцание и сопереживание. Под влиянием буддийских догм о бренности и иллюзорности мира любование, восприятие красоты было связано с представлением о быстротечности всего сущего. На такой основе возникло и понятие древней японской эстетики моно-но-аварэ — «грустное очарование вещей», что в наибольшей степени присуще обрядности, связанной с любованием природой. Японцы всегда приходили в храмы не только для соблюдения религиозных обрядов, но и для ощущения изменяющихся настроений природы, «что было простым народным обычаем» [Noma Seiroku, 1964, т. 1, с. 124].
Календарная обрядность нашла свое отражение в поэзии, которой в эпоху средневековья, когда создавались наиболее прославленные антологии японской поэзии типа «Манъёсю», тоже была присуща сезонность. Это была так называемая календарная поэзия. В поэзии существовали даже специфические «сезонные» слова, точно передающие колорит определенного времени года. И даже в то время, когда стала отживать традиционная канонизация тематики поэтических сборников, по словам Н.И. Конрада, «единственным отзвуком былой стандартизации осталось требование, чтобы в „хокку“ (трехстишие. — Авт.) был выражен „сезон“, то есть какой-либо конкретной деталью указано время года» [Конрад, 1954, с. 8]. Весной, например, это сакура, а осенью — алые листы клена. Японский ученый Хага Хидэо особо подчеркивает, что именно резко различимые в стране четыре времени года вызвали к жизни этот вид поэзии, и, таким образом, прослеживает неразрывную, органическую связь между календарными обычаями и обрядами и календарной поэзией японцев.