Однако судьба коня-победителя в прошлом решалась довольно однозначно: на хошунном Надоме его забирал князь, правитель хошуна; на общегосударственном — Богдо-гэгэн.
Славословие в честь коня-победителя (морины цол) — это особый жанр фольклора; певец-импровизатор сочиняет его прямо на ходу, однако в рамках определенных, уже устоявшихся традиций. Вот одна из таких импровизаций в честь лошади, получившей звание Первая из десяти тысяч:
И даже лошадь, приходившая к старту последней, удостаивалась своеобразной «хвалы» в свою честь:
Выше были упомянуты числа 12, 7 и 5 (12 стрелков из лука в команде, 7 категорий лошадей, принимающих участие в заездах, 5 призовых мест для лошадей, пришедших первыми в скачках, и т. п.), представленные в надомских играх. Они вряд ли случайны, ибо обладают особой значимостью в монгольской культуре.
Число «двенадцать» во всей Восточной Азии, и в Монголии в том числе, прежде всего, ассоциируется с 12-летним животным календарным циклом и восходящими к нему обрядами жизненного цикла и деталями повседневного быта. В этом ряду можно назвать обряд жилийн оролго (поворот года), совершаемый человеком раз в 12 лет, в годовщину своего циклического знака [Позднеев, 1887, с. 426–433; Жуковская, 1983 (II), с. 54; 1985, с. 178]; деление пространства юрты на 12 хозяйственных сегментов, каждый из которых «привязан» к одному из животных цикла и ассоциирован не столько с реальными чертами этих животных, сколько со свойствами, приписываемыми им в мифологии [Даажав, 1974, с. 95; Жуковская, 1985, с. 175].
Не следует, однако, любое применение числа «двенадцать» прямолинейно увязывать только с календарем. По мнению ряда специалистов, число «двенадцать» в мифологии выступает как символ целого, целостности, соединения воедино частей, что бы собой ни представляли это целое и его составные части: год и входящие в него 12 месяцев, жертвенное животное и 12 частей, на которые оно может быть поделено, и т. д. Впрочем, такие «наборы» (целое и 12 его частей) в каждой культуре достаточно специфичны [Айрапетян, 1981, с. 75–76; Ардзинба, 1982, с. 44]. В виде предположения отнесем это и к монгольской культуре.
Числа «пять» и «семь» также присутствуют во многих мифологиях как некое организующее и классификационное начало. В Монголии эти числа и связанные с ними образы встречаются достаточно часто: «пять цветных» (пять народов, покоренных Чингисханом, к названиям которых добавляется цвет), «пять твердых» (набор из пяти частей туши барана, обладающий лечебным свойством), «пять надрезов» (они делаются на голове барана, подаваемого на стол по случаю какого-либо ритуального застолья), «пять видов пищи» (ими обмениваются друг с другом гости и хозяева на Новый год), Семь богов, или Семь старцев (название созвездия Большая Медведица), и т. д. Пятичленные культурные комплексы в Монголии связаны с удобством счета по пальцам руки, даже лингвистически слова «пять» и «рука» происходят от одного корня, а семичленные имеют математическо-астрономическую основу (семь дней недели как половина лунной фазы) [Жуковская, 1987, с. 248–249].