Помимо вкусовых, питательных и медицинских свойств, но несомненно благодаря им, а также благодаря своему «священному» белому цвету кумыс играл в жизни монголов важную ритуальную роль. Он был непременным компонентом угощений во время летних и осенних календарных праздников, а кое-где его умудрялись сохранить даже до Цагаан сара, т. е. до наступления весны. Наряду с молоком его считали символом счастья, носителем благодати. Именно в этом качестве он, прежде всего, ценился в различных ситуациях сакрального порядка.
Марко Поло упоминает о принадлежавшем лично Хубилаю табуне в десять тысяч кобылиц, «белых как снег, без всяких пятен». Молоко этих кобылиц имели право пить только члены императорского рода и те, кому члены этого рода воздавали особый почет и уважение. Ежегодно в 28-й день 7-го месяца по совету «звездочетов и идолопоклонников» великий хан «разливал молоко по земле и по воздуху», т. е. совершал жертвоприношения духам, охранявшим его самого, его подданных и подвластные ему земли [Марк Поло, 1955, с. 96]. К дню этого праздника кумыс запасали в больших, достаточно вместительных сосудах, специально предназначенных для церемоний такого рода.
Та же ритуальная церемония жертвоприношения Небу и Духам-хозяевам местности под названием жулаг (julaj) несколько раз упомянута в китайском источнике «Юаньши», однако там указаны иные сроки ее проведения: 9-й день 9-го лунного месяца 1247 г., 3-й день 4-го лунного месяца 1248 г., 5-й день 7-го лунного месяца 1337 г. и т. д. Сам ритуал наиболее обстоятельно описан в том разделе «Юаньши», который посвящен описанию обрядов. Там датой его проведения назван 24-й день 6-го лунного месяца. Каждый год в этот день император совершал жертвоприношение, называемое «Возлияние кобыльим молоком». Для ритуала требовалось девять животных (одна лошадь и восемь баранов), девять стрел, каждая из которых украшена лентами из разноцветного шелка, девять колосьев, завернутых в белую овечью шерсть, и три четные шкуры.
Как уже отмечалось выше, число «девять» отличалось особой сакральностью в монгольской мифологии и культуре, и то, что оно столь «густо» представлено в главном жертвоприношении года, связанном с благополучием императорского рода, лишний раз подтверждает это. Церемонию приводили пять лиц — один шаман-монгол и четыре духовных лица, представлявшие разные народы из числа приближенных ко двору императора представителей иных религий. Они совершали два поклона и, обратившись к Небу и духу Чингисхана, просили их оказать покровительство императору, обещая в их честь регулярно совершать возлияния кумысом и устраивать лошадиные скачки. По завершении церемонии духовные лица получали в дар верхнюю и нижнюю одежду из отличного шелка; жертвенные предметы делили между собой поровну все участники моления [Serruys, 1974, с. 2–3].
То, что источники называют разные даты проведения этого ритуала, не стоит рассматривать как ошибку или противоречие. Как уже говорилось, для всех мероприятий кочевого скотоводческого хозяйства и связанных с ними календарных праздников и обрядов характерен скользящий график проведения. Поскольку в данном случае речь идет о жертвоприношении и празднике, связанном с первым кумысом, а его изготовление, в свою очередь, зависит от погодных условий данного года, состояния пастбищ, начала дойки кобылиц и т. д., то и дата проведения празднеств, вполне естественно, могла падать в разные годы на разные числа и даже месяцы. Поначалу эту дату устанавливал придворный шаман, но позднее, по мере роста влияния буддистов, которые, начиная с Пагба-ламы, главы школы Сакьяпа, заняли ведущие позиции при дворе Хубилая, это, вероятно, делали уже астрологи-буддисты, а скорее всего те и другие вместе.
По данным «Юаньши», все, что было связано с изготовлением и употреблением кумыса, окружалось ореолом особого священного благоговения. Существовали специальные шатры, в которые император, члены его семьи и придворные приходили пить кумыс, особые войлочные ковры, на которые они при этом усаживались, и особо крупные сосуды (өндөр), отличавшиеся огромной вместимостью, в которых он хранился.
Существовало два вида кумыса — «черный» и «белый», что, однако, не означало, что первый действительно имел черный цвет. «Черным» назывался кумыс высшего качества, употреблявшийся для всех сакральных церемоний на государственном уровне, тот кумыс, который пили члены императорской семьи, их наиболее доверенные лица и которым угощали послов иноземных держав.
О существовании «черного» кумыса, который пили только «важные господа», упоминает Рубрук, называя его каракосмос [Путешествие, 1957, с. 97]. Уже в XX в. «черному» кумысу посвятил небольшую заметку Ф.А. Фиельструп. По данным его полевых исследований, этот вид кумыса был известен и тюркским и монгольским кочевникам Евразии; разница между ним и обычным кумысом обусловливалась технологией изготовления. Большое количество обычного кумыса, собранное в течение нескольких дней, доливали свежим кобыльим молоком, сильно взбалтывали и давали отстояться в течение ночи. За ночь в сосуде с кумысом почти все творожистое вещество оседало на дно, а верхний прозрачный слой отстоявшейся жидкости осторожно сливали. По сравнению с исходным количеством кумыса его получалось немного, но зато крепость была значительно выше обычной крепости «белого» кумыса [Фиельструп, 1926, с. 259]. Именно поэтому он получил название «черный», т. е. сильный, крепкий. В семантическом пучке значений слова «черный» (монг. хар, тюрк. кара) в монгольских и тюркских языках такое значение встречалось часто [Кононов, 1978, с. 163–169]. «Белым» назывался кумыс более густой, но менее выдержанный; его пил весь остальной народ и употреблял для своих магических нужд.