Разговаривать с соседями, входить или выходить из юрты без разрешены главного распорядителя найра запрещалось.
Нарушение каждого из перечисленных четырех правил каралось штрафом: большой пиалой кумыса, маленькой пиалой молочной водки или исполнением песни, причем далеко не всякой, а традиционной — протяжной, лирической (уртын дуу) [Жуковская, 1979, с. 58].
После главного распорядителя самой важной фигурой найра был виночерпий, человек, разливавший водку или кумыс в пиалы присутствующих. Приняв от каждого пиалу обеими руками, он наполнял ее напитком и возвращал также обеими руками либо одной правой, поддерживая при этом левой рукой локоть правой. Это традиционный жест гостеприимства в монгольском обществе. Правая рука всегда осмыслялась как «рука благодати» (хишигтэй гар), только ею можно было вручать подарок, отдавать что-либо на сторону и вообще совершать какие-либо значимые жесты.
Найр начинался с того, что кто-либо из гостей произносил речитативом благопожелание, посвященное тому событию, которое собрало всех вместе, а также хозяевам, в юрте которых все это происходило, и сразу же устанавливалась атмосфера общего оживления и веселья. Питье и еда чередовались с пением. Иногда это продолжалось всю ночь до утра.
Любопытны способы обращения с пьяными во время таких сборищ. Если кто-то упивался допьяна, не слушал распорядителя, мешал всем остальным и вообще всячески нарушал праздничный этикет, его поначалу пытались урезонить, уложить спать где-либо в соседней юрте или отправить домой, вставив ноги в стремя и усадив в седло. И если всадник уже не соображал ничего, то конь безошибочно доставлял своего хозяина в его собственную юрту. Если же это не удавалось, нарушителя порядка закатывали в рулон войлока и поливали водой до тех пор, пока не наступало отрезвление, после чего распорядитель делал ему внушение и отсылал домой [Жуковская, 1983, с. 72–73]. Так поступали со «своими».
Но если напивался «чужой», т. е. гость, то это считалось хорошим признаком. Еще в начале XIII в. китайский посол Чжао Хун писал в «Полном описании монголо-татар»: «Всякий раз, когда [татары] видят, что чужеземный гость, напившись, шумит, нарушает этикет либо его рвет или [он] уснул, они бывают очень довольны и говорят: „Раз гость напился, то, значит, [он] с нами душа в душу!“» [Полное описание, 1975, с. 83].
Найры проходили весело. Это были часы отдыха в разгар рабочей страды. Песни, шутки, гулянья — вот их основные черты. Они заканчивались, и опять наступало затишье, начинались хозяйственные будни в ритме, характерном для кочевого скотоводческого уклада. Но какое-то время спустя эта тишина опять взрывалась безудержно веселым праздником найром.
В преддверии нового года
Праздничные найры завершали осенне-зимний период годичного цикла. Приближалось начало нового календарного года.
С праздника Цагаан сар, отмечавшегося в новолуние 1-го месяца, начинался очередной календарный год, весна, первый месяц весенне-летнего сезона.
Зима была самым тяжелым временем в жизни кочевников. Изнурительный холод, сильные ветры, нехватка подножного корма для скота (заготовка кормов — явление относительно недавнее в жизни монгольских скотоводов). Снегопады нередко вели к бескормице и падежу скота. Люди тоже жили на жесткой продовольственной диете, так как запасов пищи, заготовленных на зиму, часто не хватало. Зимой обрабатывали кожи, шили обувь, одежду, простегивали войлок, готовили его для будущих молодоженов и их новых юрт. Медленно тянулась зима, но все ближе и ближе Новый год (Цагаан сар) — конец зимы, начало весны, хотя ухода холодов и появления первой зелени ждать еще очень и очень долго.
Впереди не просто Новый год, а новый виток жизни. Особенно важным считался он для тех, кто вступал в 13, 25, 37-й и т. д. (+ 12) годы своей жизни, так как для них заканчивается очередной 12-летний цикл и наступает год того циклического знака, под которым они родились. Народная практика рассматривала этот год как определенный символический рубеж, переход которого требовал особой магической подстраховки. Точно так же приближавшийся Новый год важен для тех, кто вступал в 10, 19, 28-й и т. д. (+ 9) годы своей жизни: эти годы находились под покровительством девяти цветных «родимых пятен» (мэнгэ). Считалось, что от них тоже многое зависело в судьбе человека.
Если приходящий год был неблагоприятен для людей перечисленных возрастов, то им следовало обязательно побеспокоиться о совершении превентивных магических обрядов: «поворот годов» (жилийн оролго) — для тех, чей возраст делится на 12, и «очищение родимого пятна» (мэнгий засал) — для тех, чей возраст делится на 9. Особенно волновались те, кому 81 год (9×9), что особенно опасно для всех — и для самого человека, и для его семьи, и для всего хотайла. Тут обряд осложнялся, ибо субъектом его являлся уже не один человек, как в прочих случаях, а весь окружавший его семейно-родственный и соседский коллектив [Szynkiewicz, 1981, с. 190; Жуковская, 1983 (I), с. 54; 1985, с. 176–178].