Но конечно же, Новый год с нетерпением ожидали не только люди перечисленных возрастов, но и все остальные. Заранее приходилось думать о том, чтобы новогодний стол был обильным, а потому старались попридержать некоторые запасы мяса и молочных продуктов, экономно их расходовав в течение оставшегося до праздника времени.
И вот наступал канун Цагаан сара — битуун. В юрте наводили порядок, убирали грязь и мусор, накопившиеся за год, вытряхивали и чисти старую одежду, если есть новая, то надевали ее, зажигали лампады перед фигурами буддийских божеств на домашнем алтаре, «брызгали» молоко Хозяйке очага и огня из ритуальной ложки с девятью отверстиями (цацал).
Ритуальная ложка с 9 углублениями (цацал); используется для возлияния молоком духам Неба, Земли и жилища во время празднично-обрядовых церемоний [Taube, 1983, рис. 35].
На стол ставили свежесваренное мясо, приготовленные на пару пельмени, имевшиеся в наличии молочные продукты (топленое масло, сухой творог, сыр), испеченное особой формы ритуальное сдобное печенье (ул боов, хэвийн боов), рисовую кашу на молоке (цагаалах). Отведав всего понемногу, провожали старый год и ложились спать.
Вставали, когда едва-едва начинало светать, чтобы начать по-настоящему праздновать Цагаан сар.
Начинались гадания и предсказания, новогоднее застолье и новогодние, полные особого смысла и магического значения игры, хождения из юрты в юрту и взаимные поздравления, благопожелания старших младшим и младших старшим, обмен подарками, что имело особую важность в системе монгольской культуры [Жуковская, 1986, с. 160–162], и подношение жертвы духу-хозяину местности и предкам рода.
Новый год наступил! А с ним вместе пришли новые хозяйственные заботы и чередующиеся с ними календарно-хозяйственные праздники и обряды. Новый год — новый цикл.
О соотношении народных календарно-хозяйственных и буддийских праздников
Изучение календарной обрядности монголов невозможно без постановки проблемы соотношения народных и буддийских праздников. Анализ культурной традиции монголов позволяет говорить о ее стабильной сохранности в рамках буддизма. Даже в буддийской обрядности монголов заметно присутствие добуддийского компонента. В народной же культуре влияние буддизма представляется очень поверхностным. Буддизм лишь как бы обрамлял традиционную культуру, но не изменял ее сути.
Буддизм проник в Монголию (не считая первой волны в XIII в.) во второй половине XVI в., официально утвердился и законодательно укрепил свои позиции в середине XVII в., а собственно ламаистская культовая обрядность сложилась лишь к началу XVIII в. За два с половиной столетия (XVIII — начало XX в.) буддизм весьма преуспел в подчинении и перестройке многих официальных сфер жизни монгольского общества, прежде всего, экономики, политики, культуры. Он стал той основной идеологической системой, на которую опирались в своей деятельности все общественные течения и группировки: те, кто содействовал утрате Монголией независимости и превращению ее в вассала цинского Китая, и те, кто боролся за сохранение ее независимости; те, кто насаждал мракобесие, и те, кто ратовал за создание очагов просвещения; те, кто укреплял экономическую мощь монастырей, и те, кто боролся со стяжательством и корыстолюбием лам. Одним словом, самые разные силы искали в буддизме нравственную и реальную опору своим программам и действиям [Нацагдорж, 1968, с. 58–61; Абаева, Жуковская, 1983, с. 133–134; Попова, 1987, с. 48–52, 67–68]. Именно потому, что буддизм устраивал всех, его роль в истории и культуре Монголии оказалась столь значительной и многоликой.
Наименьшее влияние буддизма испытала на себе традиционная народная культура.
Подобное утверждение несколько противоречит устоявшейся точке зрения, будто ламаизм поглотил и пропитал собою «всё» и только благодаря этому сумел сохранить и завоевать свои позиции в стране. Это верно, но лишь отчасти, ибо к понятию «всё» надо подходить дифференцированно. Народная культура, имевшая многовековые корни и древнейшие истоки, оказалась более устойчивой и менее подверженной идейным новшествам, чем экономика, политика, официальная культура. Институты феодального государства, родившиеся вместе с государством, были динамичнее во взаимоотношениях с идеологическими системами того же государства, чем традиционная культура, уступавшая свои позиции в какой-либо сфере лишь для того, чтобы еще сильнее закрепить их в другой [Жуковская, 1978, с. 31]. Это свойство позволило ей уцелеть и сохранить в рамках ламаизма относительную целостность. Это стало особенно ясным, когда ламаизм в течение двух десятилетий, последовавших за победой Народной революции 1921 г., резко сдал свои позиции. Стало очевидным, что мир народной культуры, несмотря на исторические и идеологические катаклизмы, сохранил себя, продемонстрировав свою жизнестойкость. Это относится и к календарным праздникам, связанным с традиционной хозяйственной деятельностью монгольского народа.