Для совершения обряда почитания Семи братьев — Духов скота выбиралось ритуально чистое место и возводилась «усадьба» (кхар). На вершине ее располагалось подобие белой лошади, за ним ставили белую (намкха) клетку-ловушку, дощечку с зарубками, стрелу, веретено, белую попону, торма (жертвенный хлебец). В жертву приносили молоко, пиво, источник света (масляную лампу), устраивали воскурение, предназначенные Семи братьям и их прародителям. Их приглашали снизойти на различные предметы: «дедушка» нисходил на белую лошадь, «бабушку» приглашали стать хозяйкой «усадьбы», «батюшка» нисходил в белое намкха, «матушка» — в дощечку с зарубками, уздечка предназначалась для Лха лошади, носовое кольцо — для Лха дикого яка, веревка — для Лха домашнего яка, зеленый корт — для Лха дзо, кисточка — для Лха быка, для Лха овцы — шерстяная веревка, а для козлиного Лха — попона. Церемония завершалась просьбой к Семи братьям — Духам скота защитить и сберечь каждый вид скота. Над свежим зеленым кормом шептали мантры (буддийские заговорные молитвы), чтобы корм пошел впрок и не было падежа скота [Nebesky-Wojkowitz, 1956, с. 527–528].
В Амдо с подобными просьбами обращались к Горному божеству (Ньянчжэ Гунгон), который защищал от болезней людей, лошадей, рогатый скот и овец. Он защищал также от ударов молнии и вредного влияния планет, насылавших непогоду [Nebesky-Wojkowitz, 1956, с. 215].
В качестве «оружия» (зор) против хищных животных из теста на ячменной муке с водой или молоком печатали по деревянным матрицам бйолзор — изображения, воспроизводившие собаку, шакала, волка. Над ними читали мантры, затем их бросали против «врага». Для защиты животных в стаде от разнообразных бед и напастей делали два вида жертв-заместителей (луд), которые также печатали по деревянным матрицам из теста. Это были изображения лошади, овцы, яка, козла [Nebesky-Wojkowitz, 1956, с. 361].
Время весны — период напряженного труда и постоянного опасения за сохранность будущего урожая, будущего приплода. Зависимость от природных условий способствовала развитию у тибетцев целого комплекса обрядов, направленных на «нейтрализацию» враждебных проявлений стихий и обеспечение урожая, благополучного пребывания скота на пастбищах. Поэтому существовал целый институт «посредников» между божествами, воплощавшими стихии, и жителями деревень, городов, монастырей. Практически в каждом селении были свои «укротители» града (сэргагпа), «предсказатели и заклинатели» погоды (лхава). Их главным занятием было «защищать» поля и пастбища от града, гроз, ливней, «вызывать» дожди во время засухи. После того как высевалось последнее зерно, они становились «посредниками» между божествами и жителями [Dargyay, 1982, с. 15]. В качестве награды они получали часть урожая. Если же град или дождь наносили ущерб урожаю, несмотря на все усилия заклинателей, их изгоняли из селений или требовали возмещения за убытки. Существовало даже множество анекдотов про несчастные судьбы «оракулов погоды». Поэтому начиная с 3-го месяца и до самой осени «заклинатели» погоды предпочитали жить на вершинах гор, откуда могли наблюдать за внешним миром, чтобы удобнее было предупреждать о надвигающейся непогоде [Nebesky-Wojkowitz, 1956, с. 473].
В Восточном Тибете местные бонские заклинатели первые обряды по предотвращению гроз и града начинали с приходом весны. В сопровождении мужского населения деревни они отправлялись на ближайшую гору, где на перевале или на горной вершине находилась куча камней (лабце). То был знак коллективной принадлежности этой высокой точки ландшафта данной деревне. Тибетцы полагали, что восхождение на господствующие в той или иной местности горы дает человеку, совершившему его, силу властвовать над окружающими людьми. Поэтому общественное мнение расценивало восхождение чужака на запретную вершину как преступное желание нарушить равенство в общине, как стремление установить власть над ней [Козлов, 1947, с. 258]. Обновив лабце, «заклинатель» погоды втыкал в него новые копья с изображением мифической птицы чунг, которую считали «защитницей» от града. Затем «заклинатель» читал молитвы над срезанными березовыми ветвями. В нижней части они окрашивались в черный цвет китайской тушью, а в верхней — на них делалась насечка, к которой привязывалось несколько белых перьев фазана. Крестьяне втыкали эти ветви в землю на своих полях в качестве «защиты» от града.