Очевидно, в прошлом одной из магических форм защиты будущего урожая было исполнение песен, танцев, театральных представлений, посвященных Гэсару, герою тибетского эпического цикла. Один из таких праздников — это весенний Праздник Линга.
Мужчины во время Праздника Линга упражнялись в стрельбе из лука. Это был один из обрядов праздника.
Этот праздник отмечался и в Амдо, и в тибетских деревнях Ганьсу. В Лхасе устраивались скачки всадников. Эти скачки назывались Бега позади крепости. Во время скачек, а также во время так называемых Великих скачек в соревнованиях участвовали всадники в полном боевом облачении, как бы представляя воинство Гэсара [Roerich, 1967 (III), с. 213].
Среди представлений весеннего Праздника Линга особое место принадлежало театральным действам Лингдро ролмо («музыка и танцы Линга») [Shen, Liew, 1953, с. 163; Lerner, 1983, с. 50–57]. Представление Лингдро ролмо исполнялось светским селением и сопровождалось пением, как сольным, так и хоровым. Главные персонажи представлений Лингдро ролмо были одеты в праздничные костюмы знати той местности, где разыгрывалось действо. Так, в Кхаме, где, как полагают, зародился этот жанр театрального действа, исполнители ролей одевались в традиционные шубы тибетских кочевников, но отделанные леопардовым мехом. На головы они надевали лисьи шапки. В Центральном Тибете перед началом представлений главный распорядитель Лингдро ролмо ходил по всей деревне от дома к дому, собирая будущих участников труппы. Приблизительно за неделю в деревне начинались репетиции и подготовка к представлению. Даты представлений приходились на время праздничного цикла, посвященного Будде Шакьямуни, с 7-го по 15-й день 4-го месяца. Часто представления давались в 15-й день, когда отмечался и весенний Праздник Линга.
Перед выступлением со зрителей собиралась небольшая плата, самая минимальная, только чтобы оправдать расходы на костюмы и на совместную трапезу после спектакля [Lerner, 1983, с. 50–57].
В деревнях Ладака во время весенних праздников, посвященных Гэсару, пели «песни Линга» (Линглу). Хотя эти песни не входили в основной корпус эпоса, но их содержание, темы были навеяны теми или иными эпизодами сказания, преимущественно прославлением Гэсара, его тридцати двух спутников-героев, восьми богатырей.
Эпос о Гэсаре обычно исполняли профессиональные сказители (трунгпа). Излагая эпос, они впадали в транс. Исполнители-профессионалы облачались в специальные костюмы и надевали белую шубу и высокую коническую шапку белого цвета, украшенную изображениями луны и солнца, ее края обрамлялись красным. При себе сказитель обязательно имел живописное изображение Гэсара, воспроизводившее традиционное житие героя эпоса, стрелу, украшенную пятицветными лентами, которой сказитель указывал на развернутом изображении эпизоды из жизни Гэсара, о которых он рассказывал.
Самые знаменитые сказители всегда появлялись со свитой из учеников, обучавшихся высокому искусству повествования эпоса. В Амдо сказители принадлежали обычно к древней религии Бон, поэтому и цвет их одежды был белым. До начала чтения готовилась специальная небольшая платформа, пол которой посыпался цзамбой. Слушатели рассаживались вокруг платформы, сказитель же сидел к ней лицом.
Знание эпоса о Гэсаре могло передаваться от отца к сыну, иногда эпос повествовали женщины. Примечательно, что в некоторых долинах Амдо Гэсар выступал в качестве Погодного божества.
В деревнях были храмы с изображениями Гэсара. Существовало поверье, что там, где распространен культ Гэсара, нет нужны в «заклинателях» погоды, в «укротителях туч». В лучшем случае в деревне присутствовали двое служек, обязанность которых состояла в том, чтобы во время грозы бить в барабаны [Потанин, 1950, с. 435]. Матушка Гэсара, носившая разные имена, довольно часто выступала в роли одной из богинь, управлявших атмосферными явлениями. В частности, к ней обращались как Повелительнице защитников полей (Дорчже Йудронме).
Столик с угощениями [МАЭ, кол. № И-1949-30].
К Гэсару обращались с просьбой предсказать будущее; в этом случае его облик соответствовал облику Горного божества. Перед его изображением ставили жертвенный столик, на столике размещались либо торма, специально посвященные Гэсару, либо чэмар, а также чаши с пивом, молоком чаем. Справа от изображения ставилась чаша с ячменем или пшеницей, куда втыкалась «стрела гадания». Слева ставился точно такой же сосуд, наполненный пшеницей или ячменем, с укрепленным на вершине зеркалом (бронзовым или серебряным), перед чашами с питьем зажигались три или пять светильников. В церемонии принимали участие монах и восьмилетний мальчик. Монах читал литании, обращенные к Гэсару, воскурял благовония, жертвовал сэрчэм. Мальчик должен был смотреть в зеркало, с тем чтобы рассказать увиденное монаху, предсказывавшему будущее тому, кто пожелал его узнать. В некоторых случаях вместо зеркала использовалась гладкая поверхность меча [Nebesky-Wojkowitz, 1956, с. 462].