Календарная праздничая культура на всем протяжении своего развития была одним из важнейших истоков художественного творчества. Польский социолог К. Жигульский в книге, специально посвященной проблеме «праздник и культура в истории человечества», отмечает, что на протяжении тысячелетий праздник был мощным идейным и престижным импульсом для значительной части художественного творчества [Жигульский, 1985, с. 154]. По мнению К. Жигульского, праздник вообще, а также и календарный, способствовал развитию архитектуры и монументальных форм театрализованных действ, литературы — поэзии, прозы, праздничной драмы и комедии, специально посвященных данному празднику, и в формах, предназначенных для создания праздничной атмосферы, музыки и праздничного танца, праздничных зрелищ, процессий, шествий, мистерий и фарсов, конкурсов и состязаний, пластических искусств — живописи, графики, скульптуры, изготовление фигурок, кукол, масок, костюмов [Жигульский, 1985, с. 154]. Систематизированный в данной монографии материал по календарным праздникам годового цикла китайцев, корейцев, японцев, монголов и тибетцев XIX — начала XX в. подтверждает и развивает положения польского ученого.
Действительно, на протяжении многотысячелетней истории народов Восточной Азии календарные обычаи и обряды, праздничные циклы крестьянства, а также формировавшаяся идеология, восприятие мира и космоса оказывали постоянное влияние на различные стороны жизни общества и его культуру.
Одним из фундаментальных проявлений этого влияния следует признать и циклическое понимание потока времени. Оно сформировалось в недрах древней земледельческой культуры, а затем было перенесено на циклическое восприятие истории, развития и бытия общества (например, создание и утверждение циклической по своему характеру шестидесятеричной системы исчисления времени, а также циклическое восприятие исторического процесса «отцом истории» Сыма Цянем и другими историками и философами Восточной Азии эпохи древности и средневековья).
Примечательно, что объяснения многих философских и религиозных категорий, понятий, терминов в восточноазиатской культуре как бы произрастали из деятельности земледельцев (правильнее было бы сказать — из представлений об идеальном, идеализированном облике земледелия и земледельцев). Так, один из известнейших буддийских деятелей и поэтов Кореи, Кюнё (X в.), излагая основные постулаты буддизма, в стихах-проповедях обращался к земледельческим образам. Он молился о том, чтобы «хлынул дождь» «вечной истины» Учителя:
Несколько столетий спустя японский дзэн-буддийский монах, поэт, философ и художник Иккю Содзюн (XV в.) в теологических трактатах сопоставлял мир будды Амиды (санскр. Амитабха) — Землю Западного рая — с осенью, с временем, когда созревают плоды и когда собирается урожай [Штейнер, 1987, с. 137].
Циклическое восприятие потока времени, а также «сезонное», ассоциативное осмысление важнейших этапов жизни человека и общества оказали огромное влияние на формирование в фольклоре и литературе огромных разделов народной и классической поэзии. Достаточно вспомнить один из шедевров китайского художника и поэта Гу Кайчжи (IV–V вв.) — «Четыре времени года»:
Народная календарно-обрядовая поэзия была одним из истоков столь характерных для классической пейзажной лирики Восточной Азии жанров: «песни четырех времен года», «песни рек и озер» (подробнее на японском материале, в частности о соотношении календарно-обрядовой лирики в фольклоре и литературе см. [Садокова, 1988, с. 25]). В корейской народной поэзии, а затем и в литературе существовал жанр «песни двенадцати месяцев» (вольмён). Фольклорная песенно-поэтическая традиция народов Восточной Азии выявляет неразрывную связь с календарной обрядностью, с праздниками годового цикла. Достаточно напомнить об исполнении сказаний о Гэсаре у тибетцев в середине 5-го месяца, о разнообразных формах песенных славословий в честь победителей в состязаниях на летнем празднике Надом у монголов (см., например, [Кульганек, 1985, с. 63–71]).