В некоторых вариантах легенды годичная разлука Ткачихи и Пастуха объявляется результатом недоразумения, что косвенно снимает с Небесного правителя вину за страдания дочери, и тот оказывается не столь уж суровым отцом. В них говорится, что Небесный владыка разрешил влюбленной паре встречаться раз в семь дней, но сорока, которой было поручено передать этот приказ, все напутала и назвала датой свидания лишь один день в году — 7-й день 7-го месяца. Во всяком случае, именно сороки, как издавна верили в Китае, в ночь на 7-е число сооружали из своих хвостов мост через Небесную реку, по которому шел Пастух на свидание к своей возлюбленной. Считалось, что в Канун седмицы на земле не должно было остаться ни одной сороки, ибо все они улетели на небо воздвигать свой мост через Небесную реку — поверье, которое когда-то, возможно, имело отношение к осенним перелетам птиц. Впрочем, если в Канун седмицы выдавалась ненастная погода, Небесная река становилась слишком бурной, и Пастух не мог переправиться на другой берег. Дождь, выпадавший в эту ночь, считался слезами несчастных влюбленных, которые не могли соединиться [Groot de, 1886, с. 439].
В китайском фольклоре существует множество вариантов легенды о Ткачихе и Пастухе. Так, версия, распространенная в г. Чаочжоу (провинция Гуандун), изображает Ткачиху и Пастуха небожителями, которые, встретившись однажды в заоблачном мире, не стали скрывать свои чувства и, вместо того чтобы пройти мимо с опущенной головой, «улыбнулись друг другу в лицо». Разгневанный дерзким поведением юных богов, Небесный правитель низверг их на землю, где они родились двоюродным братом и сестрой по матери. Достигнув брачного возраста, они поженились, однако юноша тут же уехал торговать на чужбину. Жена стала упрашивать его отца вернуть ей мужа, и тот послал слугу сообщить юноше, что он может видеться с женой каждые семь дней. Однако слуга по нерасторопности назвал датой свидания единственный день в году — Канун седмицы. И даже впоследствии, когда Небесный владыка взял влюбленных обратно на Небо, Пастух, как почтительный сын, не посмел ослушаться приказа земного отца [Гуандун, 1972, с. 451].
Нередки также сюжеты о браке между небесной феей и земным юношей, причем в них присутствует мотив свободного любовного союза мужчины и женщины. Согласно распространенной версии, Пастух был младшим сыном в какой-то семье, после раздела отцовского имущества ему достался только старый буйвол. Однако буйвол тот был не простой, а волшебный, и однажды он заговорил с хозяином человеческим языком: «Недалеко отсюда есть озеро, подобное светлому зеркалу. Туда прилетают купаться семь небесных фей. Спрячься на берегу озера и, когда феи разденутся и войдут в воду, укради одежду одной из них. Тогда она станет твоей женой». Пастух так и сделал, и получил в жены небесную фею, известную под именем Седьмой сестры. Юноша и фея прожили счастливо три года, и у них родились два сына. На небесах тем временем минуло лишь три дня. Жена Небесного правителя хватилась пропавшей дочери и велела своим небесным воинам вернуть беглянку во дворец. Те немедленно исполнили ее приказ. Юноша, оставшись один, так сильно горевал, что волшебный буйвол сказал ему: «Я готов положить за тебя жизнь. Когда я умру, сохрани мои рога. Стоит тебе взять их в руки, как они окажутся тем, в чем ты нуждаешься». Когда буйвол издох, юноша взял в руки его рога, и те превратились в коромысло, с двумя бамбуковыми корзинами. Пастух положил в корзины двух своих детей, водрузил коромысло на плечо и вдруг почувствовал, что летит прямо на небеса. Завидев юношу, Небесная царица бросила ему под ноги свою золотую шпильку, и там, где упала шпилька, вскипели волны Небесной реки. Пастух, превратившись в звезду, так и остался стоять на другом берегу реки, и лишь один раз в году ему было разрешено свидание с любимой феей [Цзежи ды чуаньшо, 1982, с. 46–50].
О первоначальном смысле праздника Ткачихи и Пастуха можно лишь догадываться. Как предположил Й.Й. де Гроот, он символизировал когда-то соединение мужского и женского начал мироздания, рождавшее новую жизнь (Groot de, 1886, с. 438).
Независимо от древнейших мифологических коннотаций ткачества и образа быка праздник Кануна седмицы, несомненно, имел определенные точки соприкосновения с хозяйственным укладом китайцев. Он совпадал с периодом жатвы, поспевания фруктов, а также, что следует особо выделить, со сбором шелковых коконов и переводом домашнего скота с летних пастбищ в зимние стойла. Вместе с тем в легендах о Ткачихе и Пастухе мы находим ряд мотивов, указывающих на то, что обряды Кануна седмицы принадлежат осенней поре — поре увядания природы. Таковы темы ночи, в течение которой встречаются влюбленные; воды, в которой купаются феи, и которая разделяет любящих и, наконец, женской красоты. Разумеется, и ночь, и вода, и женщина, как и весь осенне-зимний период, относились, по китайским представлениям, к началу инь. Тема обновления и торжества жизни не была и не могла быть исключена из мифологии праздника Кануна седмицы, но это торжество представало отодвинутым в неопределенное будущее, в область смутного обещания и надежды, что вполне уместно для осени. Женственное же начало персонифицировалось в образе почти бесплотной и недоступной для простых смертных небожительницы.