Легенда о чудесном спасении Хуань Цзина и его семьи ничего не объясняет в обычае «восхождения на высоты», за исключением, пожалуй, того, что погибший скот являлся своеобразной искупительной жертвой, принесенной вместо человека. По мнению В. Эберхарда, древнейшая версия мифа праздника Двойной девятки отображена в рассказе о том, как мифологический правитель Юй созвал на вершине горы своих помощников и казнил одного из них, опоздавшего на это собрание [Eberhard, 1968, с. 356]. Пережитки жертвоприношения домашнего скота в день Двойной девятки, возможно, сказываются в распространенном кое-где в Южном Китае обычае на праздник 9-го дня 9-го месяца отпускать скот свободно пастись. На Севере в некоторых районах зафиксирован обычай дарить в этот день выпеченные из теста фигурки быков и баранов [Гуцзинь, 1934, кн. 21 с. 2а-б]. В средневековом Китае в праздник Двойной девятки ели рисовые пирожки с говядиной, свининой и бараниной [Кэй-Сё, 1978, с. 209].
В древности восхождение на возвышенности было одной из отличительных черт обрядности осенне-зимнего периода, противостоявшей весеннему гулянью у реки. Оно и позднее было характерно для других осенних праздников. В средневековых источниках упоминаются легенды о собраниях и пирах богов на вершинах священных гор в полнолуние 8-го месяца. [Eberhard, 1968, с. 358]. Жители г. Фучжоу в праздник Середины осени поднимались на окрестные холмы и совершали поклонение Небу и Земле [Doolittle, 1868, с. 67]. Обычай «восходить на высоты» в этот праздник был распространен и на равнине Хуанхэ. В свою очередь, празднику Двойной девятки были свойственны и некоторые другие характерные черты обрядности осеней поры. В частности, важная роль в нем отводилась женщинам и детям. Известно, например, что о благополучии тех и других в некоторых местностях провинции Фуцзянь в этот день молили шаманы [Минси, 1975, с. 457].
По всей видимости, восхождение на горы осенью было обрядом очищения от вредоносных поветрий, связанным с окончанием земледельческого цикла. С древности важную роль в подобных обрядах играли хризантемы, расцветавшие позже других цветов, и кизил. Их наделяли способностью в пору поздней осени отвращать напасти и удлинять жизнь. Участники прогулок в горы пили рисовую водку с лепестками хризантем и прикрепляли к волосам веточки кизила; многие подвешивали к поясу мешочки с кизилом. Есть сведения, что прежде в Северном Китае в 9-й день 9-го месяца вино, настоенное на кизиле, лили на порог дома, чтобы «отвратить зло» [Чэнь Юаньцзин, 1978, с. 1085].
В Южном Китае восхождение на холмы повсюду сопровождалось запусками воздушных змеев (на Севере их запускали обычно после встречи Нового года.) Запуски воздушных змеев, которые еще на рубеже XIX–XX вв. привлекали не только мальчишек, но и многих солидных мужей, изначально были своеобразным очистительным обрядом. Они также были разновидностью состязания, причем соперничество здесь начиналось уже во время изготовления змея, которому надлежало быть как можно более крупным и красивым. Обычно змеям придавали облик птиц, бабочек, стрекоз, драконов, летучих мышей и других реальных или фантастических тварей, способных летать. Нередки были фигуры небожителей и духов, а с XIX в. и «заморских варваров». Воздушных змеев украшали разного рода счастливыми символами вроде головы тигра или дракона, полосок красной бумаги, восьми триграмм и пр. Зачастую к ним приделывали и натянутые струны, издававшие на ветру певучий звук.
В состязаниях воздушных змеев участвовали не только отдельные лица, но и целые профессиональные объединения, причем местные власти нередко выступали в роли арбитров.
Участники их старались протаранить змея противника или перерезать державшую его веревку. Популярная на Юго-Востоке поговорка гласила: «Если порвется веревка воздушного змея, из дома уйдет половина богатства» [У Интао, 1980, с. 28]. В то же время многие намеренно отпускали своих воздушных змеев в надежде, что они взлетят выше всех и тем принесут славу семье, а когда упадут на землю, вместе с ними разобьются и несчастья семьи [Brendon, Mitrophanow, 1927, с. 432].