Постройка синагог крайне затруднена… Политических прав евреи лишены абсолютно”.
Если даже все это и чистая сионистская пропаганда, можно с облегчением констатировать, что к репутации Финляндии от нее ничего не присохло. Причем Солженицыну этого совершенно и не требуется, он желает только показать, что с Россией европейское общественное сознание обошлось несправедливо. И он совершенно прав. С тем уточнением, что и любой другой образ – фантом – Финляндии или России был бы несправедлив, ибо тоже создавался бы не фак тами, – вернее, отчасти, конечно, и фактами, но из их необозримого океана господствующие фантомы все равно отбирали бы только нужные, перекрашивая и дополняя их для формирования им угодных новых фантомов. Фантомы, творимые фантомами, – никаким иным общественное мнение быть не может. Так что идти с фактами против фантомов – только укреплять их, ибо здоровому фантому, как и доброй свинье, все пойдет впрок: какими фактами его ни корми, он всегда сумеет трансформировать их так, чтобы превратить неугодный ему объект в источник величайшей опасности, а угодный в отраду и надежду человечества. Советскому Союзу в пору его самых чудовищных преступлений с рук сходило все, хотя, как подчеркивал сам
Солженицын, в его “Архипелаге” не было ничего, что уж не раз не кричалось бы в уши благороднейшим умам Европы: во время массового голода, массовых репрессий передовые писатели катались по Союзу и
ничего не видели. Но вот когда Россия наконец предприняла долгожданную – рядовую по иллюзорности и невероятную по трудности попытку порвать с тоталитарной моделью, глаза и уши прогрессивного человечества наконец-то открылись…
Вот, вроде бы, и ответ, почему одинаковые поступки разных субъектов оцениваются по-разному: да сквозь фантомное облако они и видятся разными.
Но здесь пора, наконец, перевести дух и покаяться в некоторых полемических чрезмерностях. Полтора века господствующих над
“передовыми умами” пошлейших представлений о человеке как существе рациональном и прагматическом – руководствующемся реальными фактами и стремящемся к реальной выгоде (коллективной или индивидуальной, только в этом ведь и расходится коммунистическая модель с индивидуалистической), – такое издевательство над сложностью может загнать в противоположную монофакторность: миром правит не выгода, а выдумка. На самом же деле человек существо не рациональное и не иррациональное, а трагическое – то есть обреченное вечно разрываться между равно необходимыми противоборствующими потребностями. И душа его всегда будет требовать чего-то иного, чем реальность. Тем не менее, и реальные факты, и материальные интересы, хотя и осязаемые сквозь искажающее фантомное облако, свою немалую роль, конечно же играют. А настаивать на противоположном побуждает не только нескончаемый диктат псевдоматериалистического верхоглядства, но и постоянное мелькание на телеэкранах и в прессе неизъяснимо благородных личностей, уж совсем свободных от прагматизма – от заботы о реальных последствиях (которые, хотя и не всегда, приходится расхлебывать другим).
В этом отношении у благородных людей совсем не бывает совести – им желательно только тешить свои убеждения, как они именуют приятные им иллюзии. Но у руля обычно стоят все-таки люди более прагматичные – им-то, по крайней мере в принципе, желательно знать правду. Да что там, даже среди интеллигентов попадаются не только благородные, но и честные люди, старающиеся разглядеть реальность сквозь толщи фантомов. Первый же признак интеллектуальной чест ности – собирать аргументы в пользу обидчика тщательнее, чем в пользу единомышленника. И тем, кто обижен за державу, я предлагаю заняться этим прямо сейчас.
Обычно, уличая Запад в применении различных критериев по отношению к свои любимчикам и по отношению к России, обиженные молчаливо предполагают, что двойных стандартов быть не должно вообще, – с чем я категорически не согласен. Когда какой-нибудь демагог, чувствуя некоторую недоброкачественность своего электората, грозно вопрошает:
“У нас что – есть граждане первого и второго сорта?!” – не на площади, но в узком кругу (скажем, таком, как сейчас), я готов со всей откровенностью заявить: да, есть граждане первого, а есть второго, третьего, одиннадцатого и пятьсот тридцать восьмого сорта.
Есть граждане, у которых преобладают паразитические наклонности, есть граждане, желающие служить только собственной зависти, есть безответственные, ищущие в политике прежде всего развлечений, есть фашиствующие всех цветов радуги, стремящиеся оставить неугодных им граждан вовсе без гражданских прав, – хранить для подобных господ универсальный принцип “один человек – один голос” можно разве что с горя, в качестве наименьшего зла, по возможности не давая ему разрастись, то есть всеми законными способами умеряя влияние деструктивно настроенных граждан (делая при этом вид, будто считаешь их первосортными). Однако когда это зло из наименьшего грозит сделаться наибольшим – когда низкосортные граждане готовы привести к власти уже не просто очередного мошенника или шута, но фюрера или аятоллу, – разумеется, не следует покорно класть страну к его сапогам или там чувякам во имя какого бы то ни было монопринципа.
Мир трагичен, то есть противоречив, политические решения должны рождаться в борьбе, самое меньшее – трех противоречащих друг другу принципов – закон, нравственность, целесообразность, и абсолютный приоритет каждого из них порождает собственную (по-своему губительную) ветвь утопизма, при помощи которого человек не мытьем, так катаньем пытается сложить с себя ответственность за свой выбор.
На который он, однако, обречен. Обречен принимать решения и никогда не знать, правильно он решил или неправильно.
Ровно то же, что и о гражданах, можно сказать о народах и государствах. Не ставя ни на одном никакого вечного клейма, приходится, однако, признать, что некоторые из них на сегодняшний день грозят миру многими бедами – и если Запад следит за опасными соседями (а сегодня соседи все) вдесятеро придирчивее, он лишь проявляет похвальную предусмотрительность.
Так что миру совершенно необходимы двойные, тройные и так далее стандарты. Другой вопрос – под какой из них лучше подводить Россию с точки зрения целесообразности? (С точки зрения идеального закона равны все, с точки зрения высокой нравственности все отвратительны.)
Нет сомнений, внешне нужно делать вид, что, кроме уж явных безобразников, все члены мирового сообщества сплошь высшего сорта, – но на уровне правительств такой вид более или менее и делается. А вот о чем ответственные лица говорят в узком кругу, а лица безответственные во всеуслышание… Именно потому, что нам это неприятно, постараемся отыскать в их предполагаемых мнениях максимальную долю истины.
Ну, так вот, положа руку на сердце: неужели же мы всерьез думаем, что Россия для Запада ничуть не более опасна, чем Англия, Франция,
Германия или Эстония? Уж мы-то – возможно, еще и недостаточно хорошо
– знаем, сколько в наших недрах таится непредсказуемых и очень слабо контролируемых реваншистских сил. Разумеется же, наши соседи должны принимать против них меры предосторожности. В частности, поддерживать бдительность своего населения, без одобрения которого невозможны и государственные меры. Я-то надеюсь, что российские граждане наиболее приемлемых для меня сортов сумеют удержать неприемлемых в узде, но не может ведь Запад целиком положиться на нас.
Правда, поддерживая бдительность в своих рядах, он этим же усиливает и напряжение между Западом и Россией, и напряжение внутри России – но кто тут взвесит, какое зло меньше? Непредсказуемость – вторая неустранимая компонента трагичности социального бытия: достигнутый результат всегда тонет в лавине побочных следствий. Нам-то кажется – мы же знаем, какие мы хорошие! – что с нами чем ласковее, тем лучше: вот еще совсем недавно фантом “Запад мечтает нас принять в свои объятия”, соединившись с рядом других причин, добил Советский Союз,