Лосося лишь начал резать,
стал пластать чудну́ю рыбу,
85 семга прыгнула в пучину,
пестрая, в волне блеснула,
вырвавшись из лодки красной,
Вяйнямёйнена ладейки.
Подняла из волн головку,
90 правое плечо — из моря
на волне прибойной пятой,
на шестом валу высоком,
правою рукой взмахнула,
ножкою мелькнула левой
95 на седьмом высоком гребне,
на хребте волны девятой.
Так промолвила оттуда,
так промолвила, сказала:
«Ой ты, старый Вяйнямёйнен,
100 я не лососем явилась,
чтоб меня ножом пластали,
на кусочки разрезали
самому себе на завтрак,
на закуску в малый полдник,
105 на обед себе обильный,
на большой хороший ужин».
Молвил старый Вяйнямёйнен:
«Для чего же ты являлась?»
«Я из моря появлялась,
110 чтобы стать твоей голубкой,
вечною женою в доме,
верною твоей супругой,
чтоб стелить тебе постели,
чтоб взбивать тебе подушки,
115 наводить в избе порядок,
подметать полы в жилище,
приносить огонь в избушку,
раздувать в печурке пламя,
выпекать большие хлебы,
120 печь медовые ковриги,
подносить в кувшине пиво,
для тебя готовить пищу.
Не была я вовсе семгой,
окунем волны глубокой —
125 молодой была девицей,
Йовкахайнена сестрицей,
той, о ком весь век ты грезил,
той, о ком всю жизнь ты думал.
Ой ты, старец бестолковый,
130 слабоумный Вяйнямёйнен,
удержать меня не смог ты,
деву Велламо морскую,
дочь единственную Ахто».
Молвил старый Вяйнямёйнен,
135 свесив голову уныло:
«Йовкахайнена сестрица!
Ты приди еще разочек!»
Не пришла ни разу больше,
никогда не появлялась:
140 повернулась, покатилась
с водной глади в глубь морскую,
в недра пестрого утеса,
внутрь коричневого камня.
Вековечный Вяйнямёйнен
145 думу думает, гадает,
как тут быть и что тут делать.
Невод шелковый закинул
поперек и вдоль залива,
вдоль пролива, вдоль другого,
150 протянул по водной глади,
вдоль по лудам лососевым,
водам Вяйнолы[52] прекрасной,
по заливам Калевалы,
по морским пучинам темным,
155 омутам большим, глубоким,
Йовколы широким плесам,
побережьям дальней Лаппи.
Наловил немало рыбы,
всякой живности подводной,
160 не сумел поймать лишь рыбки,
о которой долго грезил, —
девы Велламо прекрасной,
дочери красивой Ахто.
Тут уж старый Вяйнямёйнен,
165 свесив голову уныло,
наклонив печально шапку,
говорит слова такие:
«Ох я, глупый, неразумный,
бестолковый, горемычный,
170 был когда-то дан мне разум,
был рассудок мне дарован,
сердце мне дано большое,
было все в былое время.
Только нынче, в эту пору,
175 в этом возрасте преклонном,
на исходе целой жизни
мысли все перемешались,
думы унеслись куда-то,
все не так идет, как надо.
180 Та, о ком весь век я думал,
та, кого я ждал полжизни, —
дева Велламо морская,
что ушла недавно в море,
та, кого хотел я в жены,
185 в вечные свои супруги, —
на крючок ко мне попалась,
оказалась даже в лодке,
я же взять не догадался,
унести домой добычу,
190 отпустил обратно в море,
под волну воды глубокой!»
Он пошел, вздыхая тяжко,
он побрел, горюя сильно,
поспешил к родному дому.
195 Так сказал он, так промолвил:
«Пели прежде мне кукушки,
птицы радости былые,
пели вечером и утром,
куковали также в полдень.
200 Что же нынче не кукуют,
что же смолк красивый голос?
Грусть им голос надломила,
извела забота песню.
Потому и не кукуют,
205 не поют мои кукушки
мне на радость каждый вечер,
по утрам — на утешенье.
Я теперь совсем не знаю,
как тут быть и что мне делать,
210 как мне жить под этим небом,
по земле ходить родимой.
Если б мать жила на свете,
в здравии была родная,
мне она бы подсказала,
215 как тут быть, как удержаться,
от печали не сломаться,
от заботы не угаснуть
в это тягостное время,
в этом мрачном настроенье!»
вернуться
52