56
57
58
Это не с востока туча,
не заря встает с восхода —
это старый Вяйнямёйнен,
90 заклинатель вековечный,
в Похьелу как раз он ехал,
в Пиментолу[55] направлялся,
на коне под цвет соломы,
скакуне под цвет гороха.
95 Тотчас юный Йовкахайнен,
тощий парень Лаппалайнен,
лук свой огненный хватает,
самострел свой самый лучший
Вяйнямёйнену на гибель,
100 на смерть мужу Сувантолы.
Мать с вопросом подоспела,
так родная говорила:
«На кого ты лук нацелил,
на кого навел железный?»
105 Так ответил Йовкахайнен,
так сказал он, так промолвил:
«На того я лук нацелил,
на того навел железный —
на погибель старцу Вяйно,
110 на смерть мужу Сувантолы.
Вяйнямёйнена повергну,
меткую стрелу направлю
через сердце, через печень,
через мышцы меж лопаток».
115 Мать стрелять не разрешала,
отвращала, запрещала:
«Не стреляй ты в старца Вяйно,
не губи ты калевальца!
Вяйно — из большого рода,
120 он к тому же мне племянник.
Коли Вяйно ты повергнешь,
коль застрелишь калевальца,
в мире радости не станет,
на земле не будет песен.
125 Радость — лучше в этом мире,
песни на земле — приятней,
нежели в селеньях Маны,
нежели в жилищах Туони!»
Йовкахайнен, юный парень,
130 призадумался немного,
призадумался, помедлил —
выстрелить рука велела,
запретила бить другая,
жилы пальцев принуждали.
135 Наконец он так промолвил,
произнес слова такие:
«Пусть хоть дважды сгинет радость,
канет всякое веселье,
пусть все песни изведутся,
140 застрелю, не испугаюсь!»
Лук каленый напрягает,
тянет он струну заце́пом[56],
тетиву к курку подводит,
заступив ногою стре́мя[57].
145 Из колчана стержень вынул,
перышко — из кисы лисьей,
взял стрелу из самых быстрых,
выбрал самый лучший стержень,
вставил в желобок на ложе,
150 в тетиву упер льняную.
Огненный свой лук он поднял
к правому плечу прикладом,
принял стойку боевую,
в старца Вяйно лук нацелил,
155 сам сказал слова такие:
«Бей, кривуля из березы,
из сосны изгиб, распрямься,
отпружинь, струна льняная!
Коль рука нацелит ниже,
160 пусть стрела возьмет повыше,
коль рука нацелит выше,
пусть стрела возьмет пониже!»
Спусковой крючок он тронул,
выстрелил стрелою первой —
165 выше чума полетела,
в небеса над головою,
к дождевым умчалась тучам,
к облакам бегущим взмыла.
Выстрелил, не внял запрету,
170 выстрелил второй стрелою —
Ниже чума полетела,
в землю-мать стрела вонзилась —
чуть весь мир не рухнул в Ману,
холм песчаный чуть не треснул.
175 Вскоре выстрелил и третьей —
угодил стрелою третьей
в шею лося голубого[58].
Он сразил под вещим Вяйно
жеребца, что из соломы,
180 лошадь ту, что из гороха.
Ей в плечо стрела вонзилась
через левую подмышку.
Вековечный Вяйнямёйнен
пальцами уткнулся в море,
185 в волны бухнулся руками,
рухнул в пенистую бездну
с шеи лося голубого,
с лошаденки из гороха.
Тут поднялся сильный ветер,
190 волны вздыбились на море,
волны Вяйно подхватили,
унесли подальше в море,
на простор морской широкий,
на открытое пространство.
195 Юный парень Йовкахайнен
так сказал, кичась хвастливо:
«Вот теперь-то, старый Вяйно,
ты живым уже не сможешь
никогда на этом свете,
200 никогда в подлунном мире
по своим ходить полянам,
боровинам Калевалы!
Шесть годков теперь ты плавай,
семь печальных лет качайся,
205 колыхайся восемь весен
на морских просторах пенных,
на волнах крутых, раздольных,
шесть годков — еловой чуркой,
семь годков — сосновым кряжем,
210 восемь — старою корягой!»
вернуться
вернуться
вернуться