Вот я и свалился в воду,
пальцами уткнулся в волны,
чтоб меня баюкал ветер,
чтоб меня гоняли волны.
75 Тут дохнул северо-запад,
тут восток свирепо дунул,
далеко меня умчало,
унесло в просторы моря.
Много дней я здесь блуждаю,
80 много здесь ночей кочую
средь морских просторов вольных,
средь раздолья вод широких.
Я совсем теперь не знаю,
не догадываюсь даже,
85 что за смерть меня настигнет,
что за гибель будет раньше:
то ль умру голодной смертью,
то ли под водою сгину».
Тут сказала птица неба:
90 «Не горюй ты, не печалься,
заберись ко мне на спину,
стань у основанья перьев.
Подниму тебя из моря,
понесу, куда захочешь.
95 Помню времена былые,
лучший день припоминаю:
жег ты Калевы подсеку,
Осмолы валил дубравы,
дерево стоять оставил,
100 стройную одну березу,
где бы птицы отдыхали,
где б и мне местечко было».
Тут уж старый Вяйнямёйнен
поднял голову из моря,
105 выбрался из вод глубоких,
из волны герой поднялся,
на крыло орла взобрался,
стал у основанья перьев.
Вот орел, небесный житель,
110 Вяйнямёйнена уносит
по стезе ветров небесных,
по дороге суховеев,
в дальние пределы Похьи,
в край туманной Сариолы[62].
115 Здесь орел оставил Вяйно,
сам поднялся в поднебесье.
Вот и плачет Вяйнямёйнен,
вот и плачет, и стенает
здесь, на берегу у моря,
120 тут, на месте безымянном,
на боках его — сто ссадин,
тыща — от ударов ветра,
бороденка потрепалась,
волосы свалялись в космы.
125 Две-три ночи здесь проплакал,
столько же и дней, несчастный:
он не знал, не ведал вовсе,
по какой пойти дороге,
чтоб домой к себе вернуться,
130 в край знакомый возвратиться,
в ту родимую сторонку,
в прежние места родные.
Похьи маленькая дева,
белокурая служанка,
135 так договорилась с солнцем,
с солнцем ясным и с луною:
вместе утром подниматься,
в то же время пробуждаться.
Пробудилась чуть пораньше,
140 до луны, до солнца встала,
до того, как крикнул кочет,
сын куриный кукарекнул.
Пять овец остричь успела,
шерсть шести уже скатала,
145 наткала сукна из шерсти,
из сукна одежд нашила,
прежде чем взошло светило,
до того, как солнце встало.
Длинные столы помыла,
150 подмела и пол широкий
голиком из тонких прутьев,
веником из свежих веток.
Замела метелкой мусор
в медный кузовок красивый,
155 понесла его за двери,
по двору пошла на поле,
к дальнему пределу нивы,
к изгороди самой крайней,
там она на мусор встала.
160 Вот прислушалась, вгляделась,
услыхала плач на море,
громкий ропот — за рекою.
Быстро к дому повернула,
в дом вошла без промедленья,
165 так сказала, появившись,
так, войдя, проговорила:
«Слышала я плач у моря,
громкий ропот — за рекою».
Ловхи, Похьелы хозяйка,
170 редкозубая старуха,
выбежала на подворье,
подошла к своим воротам,
чутко уши навострила,
молвила слова такие:
175 «Этот плач — не плач ребенка,
этот плач — не жен стенанье,
так рыдают лишь герои,
с бородой мужчины ропщут».
Лодку на воду столкнула,
180 трехтесинную — на волны,
начала грести поспешно,
и гребет сама, и правит,
к Вяйнямёйнену стремится,
едет к плачущему мужу.
185 Плачет, стонет Вяйнямёйнен,
Уванто жених рыдает
у речушки ивняковой,
среди зарослей черемух,
ус дрожит, уста трясутся,
190 не дрожит лишь подбородок.
Молвила хозяйка Похьи,
изрекла слова такие:
«Ой-ой-ой, старик несчастный,
ты в края попал чужие!»
195 Вековечный Вяйнямёйнен
голову свою приподнял,
так сказал он, так промолвил:
«Сам уже давно я понял,
что попал в края чужие,
200 в незнакомые пределы.
Был я дома лучше многих,
на родной земле известней».
Ловхи, Похьелы хозяйка,
изрекла слова такие:
205 «Не позволишь ли спросить мне,
разузнать не разрешишь ли,
что за муж ты и откуда,
из каких героев будешь?»