Рукоять меча схватил он
И булат из ножен вынул.
Расквитаться захотел он
С тем, кто волны будоражил,
Дул навстречу в дудку ветра.
Но струхнул ведун коварный:
Только пятки засверкали, —
Укатился он в чащобу,
Там в норе глубокой сгинул.
Сильно витязь утомился —
Тяжела была дорога,
Доски натрудили спину, —
Он за знахарем не гнался,
Колдуна не наказал он.
Огляделся он в долине,
Стал себе он ладить ложе,
Стал ночлег себе готовить.
Возле берега Чудского
Валунов насобирал он,
Сверху гравия насыпал,
А потом — песку морского;
Вывел каменное ложе,
Словно впрямь постель устроил
Для боков своих усталых.
Калевитян сын любимый
Подкрепился из котомки,
Освежился из бочонка,
Чтоб усталость миновала,
Чтоб скорей воскресла сила.
Тут он снял свой княжий пояс,
Отцепил свой меч надежный
И стоймя его поставил,
Слева прислонил к постели,
Чтоб заветное оружье
Сразу под руку попало,
Коль беда придет нежданно,
Коль злосчастье подкрадется.
На своем песчаном ложе
Протянулся славный Калев,
Распрямил бока и спину,
Головою лег к закату,
Ноги вытянул к рассвету.
Очи он уставил в небо —
К дверце утренней, откуда
Народившаяся зорька
Щечку алую покажет,
Чтоб усталый не заспался,
Чтоб лучи живого утра
К делу витязя призвали,
Расплели ресницы мужа.
Руку правую недвижно
Протянул он к Южным Спицам,
Изогнул другую руку
Он к Медведице Полярной.
Торопился взор усталый
Опуститься в сумрак дремы,
Не хотел он забавляться
Сновиденьями пустыми,
Вихрем образов знакомых.
Миг ли, два прошли, не больше.
Как раздался храп могучий,
Землю глухо сотрясая,
Чашу озера качая,
Бороздя леса и волны;
Словно Эйке, полыхая,
Словно Пикне, громыхая,
В небе с грохотом катились,
Воздух топотом тревожа.
И тогда колдун озерный,
Что от солнца затаился,
Как рачонок под корягой,
Услыхал тот храп могучий,
Сна глубокого примету.
Тут вскочил он потихоньку,
Стал на цыпочках он красться,
Стал неслышно подбираться
К той постели богатырской.
Из кустарника глухого
Шею вытянув с опаской,
Увидал он: дремлет Калев,
Славный меч стоит у ложа!.
Шаг за шагом он с опаской
Подступал все ближе, ближе.
Приноравливаться начал,
Как бы меч схватить украдкой.
Осмелел колдун озерный,
Он к мечу тому подкрался,
В рукоять меча вцепился!
Добрый меч — товарищ верный —
Был хозяина достоин,
Сил бесовских не боялся.
Он стоял у края ложа,
Рядом с Калевом дремал он,
Будто врос глубоко в землю.
Как ни силился воришка,
Тяжкого меча не мог он
Ни поднять, ни сдвинуть с места.
Слов ведун, начетчик Маны,
Соли колдовской хранитель,
Стал творить свои заклятья,
Силы тайные призвал он,
На клинок побрызгал солью,
Зашептал слова подъема,
Облегчающие тяжесть,
Месяцу он поклонился,
Мощь лучей его вбирая,
Обратил глаза на север, —
Так шептал он наговоры,
Бормотал заклятья злые.
Меч не слушался заклятий,
Ведовству не покорялся,
Он стоял, дремал недвижно,
Рядом с Калевовым сыном.
Слов ведун, начетчик Маны,
Стал взывать к сильнейшим силам,
Стал творить волшбу иную:
Он рябиновой листвою[116]
Богатырский меч осыпал,
Насбирал травы могильной,
Плауна нарвал, тимьяна,
Одноягодников черных,
Папоротников лукавых,
Повитушьей черной пыли,
В изобилье валерьяны —
Этим зельем наговорным
Лезвие меча осыпал.
Он еще семь чар исполнил
И особо пять страшнейших;
Семь заветных слов промолвил,
В месяце волхвов[117] рожденных,
Слов, каленных зимней стужей,
Слитых в месяце умерших.
Сыпал цвет купальской ночи,
Ведьмами заговоренный,
Кровью змея окропленный. Кровь
из пальца он разбрызгал,
Чтоб земной утробы сила
Меч тяжелый отпустила.
Жег он когти колдовские,
Жег он девичью рубашку.
вернуться
116
Как и многие другие растения и деревья, по поверью древних эстов, рябина обладает магической силой. Это дерево якобы помогло изгонять и отпугивать злых духов. Поэтому из нее делали окна и двери.
вернуться
117
Месяц волхвов — июнь. В этом месяце, особенно около Иванова дня, происходило собирание «волшебных» трав.
Верованья преувеличивали действия целебных трав, наделяя их сверхъестественными свойствами. По народному поверью, в Иванову ночь цветет папоротник, и тот, кто найдет его цвет, разбогатеет.
Вторым, связанным с поверьями месяцем, был ноябрь, месяц умерших, когда души посещали родные дома, их тогда нужно было принимать и угощать. Люди верили, что и в эту пору происходят сверхъестественные явления.