Перед дальнею дорогой
Против птичьего обмана
Богатырь откушал хлеба.
Тут услышал он сороку[126].
На ветвях высокой ели
Перья чистила сорока,
Стрекоча слова такие:
«Если б ведал ты, могучий,
Если б мог узнать, отважный,
Что во сне с тобой случилось, —
Ты бревно поймал бы в море,
Дуб на острове срубил бы,
Сладил бы себе телегу,
Сколотил бы ты повозку,
Выгнул крепкие колеса,
Оси выточил из камня.
Впряг бы ты коней в телегу:
Слева — серый, справа — рыжий,
Посредине — златокарий,
Да в пристяжке — пара белых,
Как велит обычай князю.
Длинен путь для пешехода,
Широка для ног долина,
Мир для путника безбрежен.
Ждут друзья, все смотрят с башен,
Говоря между собою:
— Где-то князь наш задержался?
Что шаги его связало?
Кто ему опутал ноги?
Собирайся в путь-дорогу,
Золото — в твоих шажочках,
Серебро — в ногах крылатых!
Кто же золото разыщет,
Серебро с земли поднимет?
Брат то золото разыщет,
Серебро — сестра поднимет,
Всей родне добра достанет:
Те шажочки — клад богатый!
Если б ведал ты, могучий,
Если б мог узнать, отважный,
Как добыть шагами злато,
Серебро забрать прыжками,
Ты без устали шагал бы,
Ты домой летел бы лётом.
Скован адским наважденьем,
Усыплен дурманным зельем,
По ногам тимьяном спутан,
Ты улегся, милый братец,
На могильный долгий отдых:
Семь недель лежал на ложе,
Сном тяжелым околдован,
Утром — счастье — искры света,
В полдень — ткани золотые,
Ввечеру — туман сребристый,
Ночью — лишь виденья счастья!..»
Витязь выслушал сороку,
Попрощался с пестрокрылой,
Собираться стал в дорогу.
Доски на спину взвалил он,
Зашагал широким шагом,
Напролом он шел лесами,
Перемахивал долины.
Без труда и без помехи,
К Ильмъярв-озеру[127] пришел он, —
Огляделся и подумал:
«Не годится из-за лужи
Мне сворачивать с дороги,
Дорогое тратить время!
Мне Чудь-озеро по пояс,
Знаю брод и в Финском море,
Мне ль бояться мутной лужи?
Напрямик по ней пройду я,
Лужу грязи взбаламучу!»
Богатырскою стопою
Смело в озеро ступил он,
Шаг ступил и два ступил он,
А на третьем — что за диво! —
Видит: втягивают глуби,
Поднялась вода по плечи,
Захлестнула подбородок.
Калевитян сын отважный
Стал на месте, огляделся,
Удивился, крикнул гневно:
— Эй ты, чертова лоханка,
Черных раков грязный омут!
До колен мне все озера,
Пейпси-озеро до бедер!
Ты же, дьявольская сила,
Замочила мне подмышки,
Шею тронула бесстыдно! —
Так промолвив, повернул он
По следам своим обратно,
Еле выбрался на сушу,
Пообчистился от ила,
С ног стряхнул густую тину
И в обход пустился к Виру.
Солнце, пышущее жаром
Из небесной сердцевины,
Плечи путника палило,
Выпивало мощь из тела,
Но шагал он неустанно,
И шагов он не замедлил:
Слово птицы пестрокрылой
Поселило в нем тревогу, —
И шагал, спешил он к дому.
Что в пути с ним приключилось?
С кем он встретился в дороге?
Встретился он со старухой,
Что в родстве была с нечистым, —
Водяному чародею,
Бесу, бабкой приходилась.
В ивняке сидела бабка,
Песню заговора пела,
Слала с ветром заклинанья —
Против боли, против яда,
Против смертного укуса,
Против ярости змеиной.
Калевитян сын любимый
Отдохнуть присел под ивой,
Песню тайную послушать.
Слов властительных ведунья
В ивняке тихонько пела,
Говорила, причитала:
«Ты какого цвета, дочка,
Невеличка-лесовичка,
Ты, владычица болота,
Госпожа каменоломни?
Ты откликнись, золотая,
Распознать тебя сумею!
Ты какого цвета, дочка?
Цвета синего, ореха?
Цвета ящерицы, струйки?
Цвета озими, лужайки?
Цвета гор, сосны, болота?
Цвета жимолости белой?
Ты, скользнувшая в кустарник,
Позакаменная птичка,
Исцели больное тело,
Злую опухоль сгоняя!
вернуться
126
Сорока — в эстонских народных верованиях считается зловещей птицей: ее появление и стрекот предвещают приговор суда или приказ помещика, всегда связанные с каким-нибудь несчастьем. Это суеверие возникло в тяжелых условиях феодально-крепостнического гнета.
вернуться
127
Ильмъярв — небольшое озеро среди холмов, около шоссе Тарту-Таллин. Народ считал это озеро самым глубоким водоемом во всей Эстонии. Из-за его глубины даже Калевипоэг не мог перейти его вброд.