Нынче варим, что попало,
Пищу бедную готовим:
Лишь оленя половину,
Да кабанью боковину,
Требуху еще медвежью.
Суп приправлен волчьим салом,
А на дне яйцо орлицы!
Как заправится Рогатый,
Нахлебается старуха,
Днище выскребет собака,
Кошка вылижет все чашки, —
Так рабам пойдут омывки,
Льноголовым — хлеб особый:
Дочки кормятся блинами,
Что старуха замесила,
Испекла на адской печке:
Будут булки нашим сестрам
Из мякины, хлеб — девицам! —
Калев-сын в ответ промолвил:
— Эй вы, чертовы стряпухи,
Повара помойной кухни!
Небывальщину такую
И во сне никто не видел.
Ну и мерзкая похлебка!
Чертов друг, коварный Туслар,
Сам такую не сварил бы! —
Тут один из чернолицых
Слово хитрое промолвил:
— Наш котел волшебный варит
Заколдованную пищу,
Он для трапез четверговых[129]
Варит хлебово, что силу
Хитрым тусларам дарует,
Колдунам еду готовит:
Ту, что остужает злобу,
Ту, что ревность усыпляет,
Что отводит глаз недобрый.
Варит он для тех, кто молод,
Сладкий яд любовных зелий,
Для сердец влюбленных пламя! —
Калевитян сын промолвил:
— Если ваш котел волшебный
Разом десять варит снедей,
Значит, нечего и ждать мне,
Чтоб поспел ваш чертов ужин!
Укажите только, братцы,
Где хозяин ваш ютится,
Где Рогатый обитает,
Где живет его старуха,
Где дочурки затаились?
Ведь порой в стручке мохнатом
Зерна сладкие гнездятся,
И щербатая скорлупка
Прячет гладенький орешек. —
Повара переглянулись,
Так ответили со смехом:
— Коль войдешь ты в дом господский,
Вступишь в горницы хозяев,
Ты смотри получше, братец,
Ты глаза раскрой пошире,
Примечай дорогу, братец,
Чтоб с пути тебе не сбиться:
Влезть нетрудно в мышеловку,
Потрудней уйти оттуда! —
Богатырь в ответ промолвил.
— Мужа стены не удержат,
Скалы ног ему не свяжут,
Мощь с дороги не собьется,
Путь любой хорош для силы! —
Повара не стали спорить,
Вмиг дорогу указали:
— Ты ступай в жерло пещеры,
Там увидишь ты ворота.
Коль согнешься, сгорбишь спину,
Тропку скользкую разыщешь:
Вниз, на дно по ней спускайся!
Ты ногам своим доверься,
Ты руками щупай стены, —
Дверь найдешь избы подземной! —
Калевитян сын отважный
Стал спускаться вглубь пещеры.
Долго он шагал, пригнувшись,
Дальше полз на четвереньках,
Повара между собою
Перемигивались злобно:
— Влез медведь в гнездовье кошки,
Лев запутался в веревках, —
Видно, быть ему без шкуры! —
Калевитян сын могучий
Шел все дальше вглубь пещеры,
Хоть и трудно было мужу
До земли порой сгибаться,
В темных узких переходах
Проползать на четвереньках.
Вдруг — светящаяся искра
Перед ним во тьме блеснула,
Снова глаз напрягся зорко,
Ноги тверже зашагали.
Вот дорога стала шире,
Пораздвинулись и своды —
Спину выпрямил могучий,
На огонь пошел бесстрашно.
Посреди большой пещеры
Лампа с потолка свисала,
Заливая красным светом
Все, что видно было взору.
Огляделся тут сын-Калев, —
Видит: дверь в стене пещеры,
По бокам ее стояли
Два ведра с волшебной влагой:
Первая — смолы чернее,
Молока белей — вторая.
Что шумит, гудит за дверью?
Там, жужжа, крутилась прялка,
Там вертелось веретенце,
Там звенел девичий голос,
Песню весело слагая.
Калев слушал, притаившись, —
Все нежней звенела песня:
«Вы, сестреночки родные,
Льноголовые вы птички!
Как тоскливо нам, сестрицы,
День и ночь сидеть за прялкой,
Прясть серебряные нити,
Золотой играть куделью!
Было нас когда-то много,
Жили мы веселой стайкой,
Часто праздники справляли.
Расцветали бестревожно
В золотом дому отцовом,
У околицы родимой.
Уж и как мы наряжались,
Ленты в косы заплетали,
Шли в набойках златоцветных
На вечерние забавы:
Покачаться на качелях,
Поаукаться друг с другом!
вернуться
129
Четверг считался у эстонцев праздничным днем. В этот день запрещалось работать. В старину четверг был днем, когда приносили жертвы, лечили больных, чинили суд; часто это был и день сватанья; позднее четверг стал также днем колдовства. По народным поверьям, в этот день злые духи находились в движении, и с ними можно было вступить в договор.