БИЛЛИ встает, направляется к двери.
Билли. Что ты решила в отношении Дженни?
Ханна. Кто — я?
Билли. Ты готова обсуждать это разумно и искренне, или ты хочешь устроить для нее нечто вроде кроссворда Нью-йоркской газеты?
Ханна. Перестань злиться. Ты можешь одеваться как подросток, но ты должен вести себя как мужчина.
Билли. А если я пошлю тебя ко всем чертям и уйду? Не возражаешь?
Ханна. Что ты с ней сделал, Билли? Она изменилась. Раньше, когда она возвращалась в Нью-Йорк — конечно она подрастала за лето — ей всегда не терпелось увидеть своих подружек. А теперь?.. Она медитирует и жует пшеничные зерна.
Билли. Недавно ей исполнилось семнадцать. Что-то должно было в ней измениться?
Ханна. У тебя нет на нее законных прав. Ты это понимаешь?
Билли. Да.
Ханна. Тогда и скажи ей, чтобы она возвращалась в Нью-Йорк вместе со мной.
Билли. Уже сказал. Но ей хочется годик побыть со мной… Ханна, она несчастлива в Нью-Йорке.
Ханна. В Нью-Йорке нет счастливых людей. Однако от этого никто не умирает.
Билли. Я не могу спорить с тобой. Если ты хочешь ее увезти — увози. Но ты совершаешь ошибку.
Ханна. Ей осталось всего лишь год доучиться в школе.
Билли. Поверь, у нас здесь тоже хорошие школы. Хочешь, я покажу их тебе?
Ханна. О, это будет захватывающе! Нечто вроде обзорного тура «Юниверсал студио»?
Билли. Какой же ты все-таки сноб!
Ханна. Слава Богу, что нас, снобов еще немного осталось.
Билли. Подумаешь, Нью-Йорк! А что в нем особенного? Что дает тебе право смотреть свысока на жизнь других людей? Да, ты живешь в центре Нью-Йорка. Но ведь сам Нью-Йорк не пуп нашей распрекрасной вселенной, чёрт бы ее побрал! Да, Нью-Йорк пульсирует, стимулирует, возбуждает — он фантастический город, но далеко не Мекка… Хотя пахнет также.
Ханна. Довольно о Нью-Йорке, Бостоне, Вашингтоне и Филадельфии! Меня не так беспокоит ГДЕ будет жить Дженни. Меня больше беспокоит КАК она будет жить. Дженни умная, доброжелательная девочка. Пусть эти хорошие качества растут и крепнут. А чему она может научиться у вас в Калифорнии, где дети занимаются парковкой машин, чтобы заработать несколько баксов…
Билли. А наши интеллектуалы простаивают в очереди в своих пляжных сандалиях, чтобы попасть на выставку картин какого-нибудь знаменитого художника… а вот твои политические друзья никогда не производили на меня впечатления… Я был на одном благотворительном завтраке в помощь сборщикам винограда — одно лицемерие!.. Впрочем, хватит препираться. Давай поговорим о Дженни.
Ханна. О Дженни? Что ж, неплохая идея.
Билли. Если ты уважаешь ее как личность, ты должен уважать ее право на свободный выбор.
Ханна. Лето она проводит с тобой. Считаю, что это вполне достаточно. Если бы судья увидел стиль твоей жизни — ты был бы счастлив заполучить ее хотя бы на полдень и то в Праздник Труда.
Билли. Интересно, А каков стиль твоей жизни?
Ханна. А у мена нет стиля. У мена есть жизнь.
Билли. Чёрта с два! Ты живешь лишь по вторникам утром, когда твой журнал поступает в продажу. Ведь ты же газетная ищейка, выискиваешь что-нибудь этакое «солененькое», выкидываешь из номера все здоровые счастливые, положительные моменты в жизни людей, потому что они не интересуют твоих читателей, которые платят по доллару за экземпляр.
Ханна. Иногда мне тебя действительно не хватает. Ты бы не хотел вернуться в Нью-Йорк и мы бы втроем вели бы хозяйство?
Билли. Ты хочешь знать, что о тебе думает Дженни?
Ханна. Она мне сама сказала. Она думает, что я сука. Она также думает, что я занятная сука. Она меня любит, хотя я ей не нравлюсь. Она боится меня. Потому что я держу ее в строгости. Она уважает меня, но не хотела бы на меня походить. Словом, у нас с ней нормальные отношения — дочки-матери.
Билли. Дженни сказала мне, что в Нью-Йорке она задыхается. И только здесь в Калифорнии ей дышится легко.
Ханна. У меня есть отличный врач на 84-ой улице — специалист уха, горла, носа.
Билли. Как можешь ты столь легкомысленно относиться к благополучию собственной дочери?