Император заявил:
— Вместо того чтобы посылать всё новые легионы, лучше отправлять послов для ведения переговоров.
Серторий Макрон вздрогнул.
А император продолжал:
— Восстановить автономное правление в древнем Киликийском царстве, где Артавазд убил всех родственников... Освободить из заключения сына разбитого Антиоха, царя Коммагенского, которого несправедливо сместил Тиберий. Вернуть автономию его земле, возместить ущерб, нанесённый алчными прокураторами[47], которые экспроприировали богатства его отца.
— Ты не можешь это сделать! — испуганно вмешался Серторий Макрон. — Сенаторы закричат, что ты хочешь отобрать у Рима золото, чтобы раздать его варварам.
Ничего не ответив, император протянул руку и показал точку на карте.
— В Итурее вернуть свободу и власть тетрарху Согаэму, который мудро правил своим народом. Поручить Котису, не знающему устали всаднику, горы Малой Армении, где свирепствуют разбойники.
И подумал: «Поручить Понт и Босфор Полемону, царевичу-поэту, писавшему на меня эпиграммы на тончайшем пергаменте и вручавшему мне их: “Эрос, прошу тебя: отними любовь, что ношу в себе, или отдай мне любимое существо. Желание не может жить в одиночестве...” Доверить правление Фракией Рометальку, который в доме Антонии в шутку и для придания надежды совершил тот разнузданный обряд...»
Все они были молоды. Все, как и он, беззащитные сыновья войны. У всех душа полна горьких воспоминаний об утраченном. И все инстинктивно повторяют одни и те же слова.
— Поручить неуправляемую Галилею Ироду Агриппе, который томился в темнице за свои слова, что ждёт моего прихода к власти, — сказал император. — И ещё доверить ему Иудею и Самарию, где Август поставил римских прокураторов, а также провинции вдоль границ с Абиленой и Келесирией.
— Ты не можешь отозвать прокураторов, поставленных Августом, чтобы послать туда своего Ирода! — возмутился Серторий Макрон.
Он тоже остановился перед картой и постучал по камню своей тяжёлой рукой.
— Прошёл всего год с твоего избрания, и сегодня многие уже не выбрали бы тебя.
Говоря так, он не знал, что первым озвучил концепцию, которую через века с неприятным чувством услышат многие демократически избранные правители: первый, благодатный, год закончился.
Император сказал:
— Противоречия между Иудеей и арабами дали Помпею повод послать туда легионы. Мы должны умиротворить эти территории. Рядом с Иродом дадим свободу и власть Харитату, низложенному Набатейскому царю.
— Харитату с его пустынниками-грабителями... — ухмыльнулся Макрон. — Каждое утро я встречаю проконсулов, прокураторов, префектов, правивших этими крупными провинциями, а теперь они гуляют по Форуму или сидят в термах, без должности, без денег... Юний Силан говорит, что некоторые сенаторы и даже их родственники там, в Галилее и Иудее, — он отыскал эти места на карте и ткнул пальцем, — владеют обширными землями, где выращивают пшеницу, виноград и оливы и наполняют собранным урожаем десятки грузовых кораблей. А теперь получится, что их больше нет. Сенаторы беспокоятся: ведь я не обещал им ничего подобного.
Император посмотрел на карту. За этими неспокойными границами раскинулось Парфянское царство — старый, так и не побеждённый враг Рима.
— Нужно освободить молодого царевича Дария, которого держат в заложниках много лет. Нужно попытаться заключить договор.
Несмотря на войны, Дарий стал ему другом.
— Евфрат, — заявил Гай, — больше не будут форсировать войска. Через него будут переправляться послы.
Возмущённый Макрон следовал за ним по пятам.
— Сто лет легионы жили войнами, для этого они там и есть. Помни: чтобы сохранить власть, она должна внушать страх, — не сдержавшись, проговорил он. — А по этому пути за тобой никто не пойдёт!
«Неправда, — подумал император. — Люди часто стонут от маленьких усилий, но ради новой мечты, особенно если она кажется недостижимой, они способны дойти до края земли».
Макрон увидел, что император не слушает, и в отчаянии пригрозил:
— Если так продолжать, нас растерзают. Знаешь, что сказал сенатор Азиатик, выходя из курии?
Император повернулся и, взглянув на него, подумал, что невежественный Серторий Макрон поистине слишком много мнит о себе, раз говорит так бесконтрольно. И ничего не ответил. Мысли его проявились только во взгляде серо-зелёных глаз меж широко распахнувшимися веками. А сенатор Азиатик, после того как его коллеги официально подавляющим большинством, хотя и с тайным ропотом, одобрили императорские планы, сказал: «Так не может продолжаться. Мы разделываем империю на части, как ягнёнка для жаренья на углях».