Оказалось, однако, что дело было серьезное. Воевода, собрав побольше солдат, отправился ночью в замеченное место. Саксонцы, подвергшись внезапной атаке, бежали, обвиняя Зарембов в измене. Воеводе удалось поймать двоих из Зарембов и Налэнчей, чего он больше всего добивался; пойманных привязали к хвостам лошадей и привезли в Гнезно.
Здесь их немедленно судили и казнили.
Сейчас же после казни ушли все Зарембы и Налэнчи, остававшиеся до сих пор при дворе, как раз те, что клялись в верности на остановке в Воле; теперь не оставалось никого из этих родов при дворе Пшемыслава.
Хотя возникли некоторые волнения, но воевода сейчас же их подавил. Архиепископ и князь даже радовались, что ушли подозрительные люди.
Между тем Свинка, созвав землевладельцев, старших чиновников из Калиша и Познани и духовенство, настоял на решительном шаге.
Когда все собрались, архиепископ вышел вперед, приветствуя князя, и сказал:
— Милостивый князь! Вот весь твой народ и я, как духовный отец твоих земель, пришли единогласно просить тебя не откладывать дольше и принять королевскую корону, которая следует тебе по праву. Надень ее и пусть она даст тебе новую силу управлять нами во время мира. Привесь меч, который ангел принес твоему предку, и воюй с ним победоносно с врагами.
Тут, по данному знаку, все стали говорить, поздравлять, поднимались руки, летели вверх шапки; воодушевление охватило всех, даже тех, кто пришел в равнодушном либо сомневающемся настроении. Разверзлись сердца, раскрылись уста, какая-то надежда вступила в людей, словно эта корона, добытая из гроба и мрака, должна была принести с собой могущество.
Князь стоял молча, взволнованный, бледный; Рыкса смотрела гордо и радостно.
Подошли к нему старшие придворные, и князь, подбодренный оказываемой ему любовью, поднял голову.
— Пусть же будет, как хочет отец наш Яков и вы все. Не чувствую себя более достойным короны, чем мой набожный отец или мои предки, — но вижу в этом перст Божий!
Архиепископ сжал его в объятиях, снова раздались возгласы, из комнат передались толпе, собравшейся в большом числе на дворе. Приготовленные заранее флейтисты и трубачи заиграли.
Тогда архиепископ, духовенство и все собравшиеся направились в кафедральный костел — и так кончилось это торжественное провозглашение Пшемыслава королем.
В тот же день было решено, что коронация состоится в Гнезне в день святых Петра и Павла, когда должны были приехать епископы со всей Польши.
X
Дивный был этот день 26 июня 1295 года, когда бесчисленные толпы землевладельцев, съехавшихся со всех сторон Польши и Поморья, покрыли не только дворы, валы, улицы, но и окрестности города, где расположились лагерем.
Стражник и хранитель старой Короны Свинка заботился, чтобы торжество возобновления королевской власти, погребенной в крови святого Станислава, было блестящим и громким.
Поэтому он пригласил всех епископов, которые были в состоянии приехать: Яна из Познани, Яна Ромка из Вроцлава, Гослава из Плоцка, даже из Любуша Конрада; те же из них, кто не мог явиться лично, как Краковский и Вроцлавский епископы, прислали письма, подтверждающие их согласие.
Эту блестящую массу приглашенных увеличили еще многие поморские рыцари, представители главнейших городов, чиновники, дворяне; все они хотели присутствовать при этом возрождении королевства.
— Истинно говорю вам, — отвечал Свинка на все опасения, которыми его хотели отпугнуть от короны, — здесь дело идет не о короле, так как каждый из них смертен, но о короне, которая должна быть бессмертной.
Эта корона, долго пролежавшая в костельном ларце и оберегаемая, как талисман, наравне с драгоценным телом святого Войцеха, лежала теперь на подушке во всей своей старинной простоте, напоминая толстыми золотыми обручами те века, когда их изготовили, как умели, неуклюжие пальцы.
Рядом с ней лежала королевская держава, полная земли, символом власти над которой она являлась, и копье святого Маврикия, и меч Щербец.
В костеле рядом стояли два трона, покрытые пурпурным сукном; напротив помещался архиепископский.
Уже горели многочисленные свечи, ожидало духовенство, когда послышались трубные звуки и по покрытой сукном дороге выступило из замка шествие. Впереди шли гофмейстеры с белыми жезлами и воеводы со знаменами, за ними князь и княгиня, окруженные придворными чинами.
Пшемыслав был одет в пурпурное платье, на голове был золотой шлем. Он шел с открытым лицом, мужественный, радостный, сознавая, что происходит теперь событие величайшей важности.