Помимо наполовину обожжённого тела у него какой-то ужас в голове. Буквально. Док называет это «ишемическими нарушениями», но, подумав, всё же соглашается на формулировку, которую выбрала Кэролайн О’Нил — микроинсульт. Предположительно, — говорит он, — всё дело в двух небольших сосудах, которые разорвались и вытолкнули кровь в полость, где её не должно быть в норме. Из-за этого с большим процентом вероятности возникла амнезия, хотя на данный момент утверждать точно они не берутся. Вдобавок к этому «сложный» период ещё не пройден, ведь в голове у Тони ещё несколько таких артерий, раздувшихся, как воздушный шарик, что вот-вот лопнет. Невролог старательно избегает хлёсткой истины, когда говорит, что их первостепенная задача сейчас — предотвратить их разрыв, ведь артерии гораздо крупнее предыдущих, и неизвестно, сможет ли мозг выдержать такую «бомбардировку» и сохранить ясность ума. Дисфемизм «мы не знаем, если что-то пойдёт не так, превратишься ли ты в овоща или отбросишь коньки» старательно избегается им, хотя Старк был бы рад общению именно в таком формате.
При самом хорошем раскладе, как заверяет док, в очередной раз протирая своё влажное лицо, память вернётся не раньше, чем через два-пять месяцев, и то поначалу будет носить фрагментарный характер. Это нормально, и часто встречается во врачебной практике, — добавляет он, очевидно заметив, как лицо Тони, наверняка и без того невыразительное, теряет последние краски.
Старк смутно соглашается. Он верит, что это «нормально» и «часто встречается», но никак не может уместить в своей голове, что это происходит с ним. Под сводом терзаемого странными болячками черепа живёт твёрдое знание, что он вроде как… застрахован от таких нелепых вещей. С ним случаются другие вещи. Он не может вспомнить, какие именно, но они точно подразумевают, что он не оказывается для самого себя чистым листом в неизвестной больнице, в окружении незнакомцев, которые относятся к нему по-профессиональному равнодушно.
Тони не стесняется признать своих эмоций: помимо замешательства и растерянности ему страшно. Страшно так сильно, что воздух комом становится поперёк горла, а мерзкий писк аппарата, считывающего его пульс, бьёт по ушам с силой сотни боевых ракет. Учитывая, как все эти докторишки взялись за него — он одной ногой в могиле и уже занёс вторую, чтобы оказаться там полностью. И всё это было бы ещё половиной беды, ведь Тони не так напуган самим фактом своей беспомощной кончины, сколько тем, что он не помнит ни черта о том, почему оказался в таком состоянии. Кэролайн О’Нил кажется говорила, что его привезла скорая. Откуда? Кто её вызвал? Связано ли его завёрнутое в бинты тело с тем, что что-то лопнуло в голове? Последний вопрос возникает уже после того, как невролог покидает палату, так что даже такую мелочь прояснить не удаётся. Но Старк не думает останавливаться: планомерно перебирает в голове возможные варианты до тех пор, пока эта самая голова не начинает болеть так, что хоть на стену лезь. Новая информация немного сбивает с него спесь — Тони уже не так хочет выпутаться из капельниц и отправиться за пределы больницы. Теперь он считает, что с этим стоит повременить пару дней.
Пара дней, к слову, оказываются выходными и смело списываются как ушедшие коту под хвост. В больнице, как понимает Старк, в это время народу не густо, и работают все спустя рукава, так что он, буквально как последняя сардина в банке, которую никто не хочет брать, со своими болячками предоставлен сам себе.
Дважды к нему заходит дежурный врач — моложавый выскочка, который только и делает, что подбивает клинья к своей ассистентке — но он не задерживается надолго, да и вообще не стремится поставить Тони на ноги. Лишь сухо кивает, глядя на пестрящие графиками мониторы, и сообщает, что все показатели находятся на прежнем уровне, а значит прерогатива лечения всё ещё находится в руках у лечащего врача, а ему влезать нет смысла. Чёртова Кэролайн О’Нил даже здесь умудряется попасть «не в струю». Старк то ли в силу своего эгоизма, то ли в виду слабости перед ситуацией раздражён, и никак не может взять в толк, почему эта ведьма в белом халате сейчас сидит на диване перед телевизором или вместе с мужем катается по супермаркетам, закупаясь на неделю вперёд, вместо того, чтобы быть здесь и выполнять клятву, данную Гиппократу. Это выше его понимания на несколько ступеней.
Немного сглаживает ситуацию постепенно возвращающийся голос. Он всё ещё хрипит и булькает, но уже мягче, да и не приходится так сильно напрягать горло, чтобы говорить. Шипение вырывается часто, но происходит это несколько плавнее, чем раньше.