Стоит, правда, обнаружить хоть какие-то положительные сдвиги, самочувствие сходит с ума и прыгая, как резиновый мяч, катится с вершины горы её подножию. В ночь с воскресения на понедельник Тони оказывается раздавлен болью такой силы, что внезапно понимает — вот он, конец. Так бурить голову и тело, ввинчивая в них штопор за штопором, может только перед смертью. Сердце, отстукивающее ударов сто шестьдесят, не меньше, мучительно отдаёт простреливающими вспышками под рёбра; пелена перед глазами постепенно краснеет и растекается, словно пролитое на глянцевую столешницу креплёное вино, а грудину сжимает так, будто на неё обрушились все несущие стены этого жалкого госпиталя. В холодном поту Старк попадает по кнопке вызова персонала только с третьего раза и стискивает зубы, силясь сдержать хрипение, что просится наружу из объятого болью тела.
Рядом быстро оказывается Маргарет. Она медсестричка, да такая весьма колоритная, словно оказалась в больнице сразу же после съемки фильмов для взрослых. Форма на ней сидит в облипку, подчёркивая что необходимо и спереди, и сзади; на абсолютно юном лице выделяются большие кошачьи глаза с тонкими стрелками и пухлые губы, покрытые бесцветным неагрессивным блеском. Кожа, как и у всех мулаток, напоминает растопленный молочный шоколад, а на голове в разные стороны торчат кудри-пружинки, определившие прозвище, которое Старк определил ей в своих мыслях — кудряшка Сью. Маргарет молода, даже, наверное, слишком, чтобы Тони позволил себе засмотреться — право, она совсем ребёнок! — но это вовсе не может отменить того факта, что в мужском представлении она весьма пленительна.
Удостоверившись, что всё плохо, она высовывается в коридор и отрывисто зовёт кого-то — Старк не может разобрать кого. Через него будто ток пускают. Какие-то спазмы, вяло похожие на судороги, бегут по мышцам и нервам, скручивают их и вытягивают в негибкую полоску, заставляют хватать воздух губами и терпеть поражение на каждой вновь зарождающейся фазе сердцебиения. Он в шаге от того, чтобы заорать от боли в этой непреодолимой агонии, но даже этого не удаётся — его напросто мечет по кровати как чумного в лихорадке.
Прибежавший на зов дежурный выскочка на ходу растирает ладонями своё помятое сонное лицо, тупо пялится в показатели на экране, спрашивает у кудряшки Сью про какие-то лекарства, она кивает, говоря, мол да, таким было назначение О’Нил. И снова эта мадам тут фигурирует! Тони готов сделать всё, чтобы у этой курицы отобрали лицензию, ведь судя по всему нынешний приступ целиком и полностью её вина. Она вообще врач или интерн-второгодка? Что она ему назначает и главное — от чего лечит? Пока проще сделать вывод, что Кэролайн О’Нил — серийный психопат, любящий устроить своим пациентам «лёгкую» жизнь, чем поверить в её профессионализм.
— Добавляй кубов пять сверху, — распоряжается выскочка. — Не отпустит через пятнадцать минут, позовёшь.
Маргарет кивает и уносится из поля зрения со скоростью четвёртой передачи в спортивной Lamborghini. Уже через минуту, которая Старку кажется вечностью, стоит рядом и набирает в шприц лекарство из маленького запотевшего флакона с бело-голубой этикеткой.
— Это обезболивающее, — поясняет она, — мы по чуть-чуть кололи его вам все эти дни, постепенно уменьшая дозировку более сильного препарата. Сейчас я введу его в капельницу, и вам должно стать легче, хорошо?
Попытка кивнуть отзывается вспышкой режущей боли в правом виске, и Тони одновременно с этим припоминает, что докторша говорила о чём-то похожем, используя слова «не самые лёгкие дни впереди». Это, может, и заставило бы снизить градус скептичности к её профессиональным умениям, да только какой толк от этих предсказаний, если их не удаётся использовать себе во благо? Если она знала, что грядёт, то почему заранее не предприняла ничего, чтобы этого не случилось? Старк уже представляет, как выскажет всё ей этим утром. При условии, конечно, что доживёт до него.
Кудряшка остаётся с ним до того, пока укол не начинает действовать, а после даже приносит ему холодной минеральной воды из своих закромов, чтобы Тони мог смочить наждачно пересохшее и оттого жутко першащее горло. Она очень добра к нему — пожалуй, это единственный достойный человек во всей больнице. Вчера утром, едва заступив на смену, она пришла и вслух читала новости со своего смартфона, оправдывая это тем, что оказавшись в четырёх стенах, важно знать о происходящем за их пределами. Наверное, всё дело в том, какой ужасно потерянный у Старка вид из-за чёртовой амнезии, но он, хотя недоволен такой неприкрытой жалостью, всё же благодарен Маргарет за эту болтовню на фоне.