До утра его смаривает поверхностный разрозненный сон, не доставляющий ни грамма удовольствия ни растревоженному заботами разуму, ни измученному телу, и Тони не чувствует себя хоть чуть-чуть отдохнувшим, когда всё та же медсестричка будит его для обязательных утренних процедур. Она уже привычно берёт кровь на анализ; подсоединяясь напрямую к катетеру вводит в вену желтоватое прозрачное лекарство, а после сообщает, что сегодня им необходимо будет снять бинты, чтобы лечащий врач мог оценить целесообразность лечения. Когда речь заходит о Кэролайн О’Нил, Старк чувствует слабую волну озлобленности, поднимающуюся где-то на задворках сознания, но она не расходится до бушующего шторма. Наверное, он слишком рад избавиться от костюмчика мумии, чтобы отвлекаться.
Кудряшка делает всё аккуратно, никуда не торопясь, но бинты за эти дни присохли к телу почти намертво — когда она, тысячу раз извиняясь и предварительно размочив их, всё же дёргает полотно на себя, Тони не уверен, что его кожа по-прежнему на месте. Если бы не добавленное ночью обезболивающее, наверное, он бы орал благим матом, и слышали бы это как минимум несколько этажей. Когда слезящимся от боли глазам удаётся проморгаться, Старк видит то, что было скрыто от него столько времени, и по правде лучше бы это так и оставалось.
Его правая рука не обожжена. Нет, в самом деле, это не смеет называться ожогом! Рука сожжена нахрен, как мясо, что на открытом огне превратилось в уголь за считанные минуты. Сквозь огрубевшую почерневшую кожу виднеются набухшие вены, что цветом где багровые, где неестественно синие, а непонятного оттенка ожоговые струпья, тянущиеся от предплечья до пальцев, похожи на грязь. Тони мутит. Он чуть не выплёвывает свои органы, ведь совершенно не был готов к такому зрелищу.
Одного взгляда на Маргарет хватает, чтобы стало ещё хуже. Она не глядит на его многострадальную конечность, а жутко напуганными глазами впивается в его лицо. Гримаса замешательства и ужаса на её мордашке выглядит хуже, чем подписанный приговор, и Старку буквально сносит башню.
— Где тут зеркало? — рычит он, пытаясь сесть. Голова кружится, в глазах темнеет, стойка для капельниц, пошатнувшись, норовит рухнуть прямо на него, но до всего этого Тони нет никакого дела. Даже если по полу будет рассыпано битое стекло, он дойдёт до ближайшей отражающей поверхности. Лицо ведь тоже было в бинтах. Неужели он весь сейчас как содержимое пакета древесного угля для розжига? Поэтому кудряшка Сью смотрит со страхом и тихим сочувствием?
— Пожалуйста, успокойтесь, — сдавленным голосом просит она. — Вам нельзя вставать, и… и на этой стадии мы не советуем пациентам смотреть в зеркала. Это свежий ожог, они всегда выглядят пугающе, но на деле всё обычно не так плохо…
— Где здесь грёбаное зеркало?!
Маргарет продолжает бормотать что-то из разряда «нет, нельзя, стойте, вы же навредите себе, вам запрещено шевелиться», но её дрожащий взволнованный голос идёт мимо ушей. Сев, содрав с себя провода, Тони отталкивается от кровати руками — одной рукой, левой, поскольку правой пошевелить он не в силах — и благодаря поддержке своего толчка оказывается на ногах. Стоять на них сложно, отнимает много сил, но неописуемо приятно. Старк ощущает себя человеком, способным покинуть эту больницу прямо сейчас, и это возвращает ему веру в себя настолько, что он переставляет затёкшие ступни со скоростью куда большей, чем можно ожидать от человека, который столько дней пролежал плашмя при смерти.
Ровно на третьем шаге запал пропадает, как и вся энергия на совершение движения. В мгновение Тони оказывается обесточен, как электроприбор, чей шнур вытянули из розетки — кудряшка Сью охает и подскакивает ближе, поддерживая его, но этих стараний очевидно мало, чтобы помочь сохранить вертикальное положение. Он летит вниз, терпя одновременно и крушение, и фиаско, и с ужасом понимает, что Маргарет летит вместе с ним. Старк банально заваливает её весом своего тела.
Её распахнутые оленьи глаза с длинными чёрными стрелками и темнеющие от притока крови щеки, а также абсолютное замешательство на лице отпечатываются в памяти позорным клеймом. Тони бесится, ощущая себя последним мерзавцем и рохлей. Он же чёртов инвалид! Сожжённый, беспомощный, лишенный памяти и с головой, в которой что-то рисует лопнуть каждую секунду! В смутном порыве он бормочет извинения — сухие и формальные, но девушка вместо того, чтобы фыркнуть и отчитать его, заверяет, что всё в порядке. Голос у неё надтреснутый и зажатый, и Старк замечает, как она чуть морщится, когда встаёт, так что «порядка» тут явно мало.