— Я извинился вообще-то, — тяжело сглотнув, объявляет Тони. Это не смятение или раскаяние, лишь фактическое подтверждение тому, что не такой уж он плохой парень и совсем не получает удовольствия от причинения страданий другим. — И я все ещё требую грёбаное зеркало. Если не найду его поблизости, выйду в ближайшее окошко и уже снаружи разберусь, в какой витрине посмотреть на свою физиономию.
До всех этих слов Кэролайн занята осмотром его лица. Она поворачивает голову за подбородок, пристально разглядывает очевидно пострадавшую часть кожи, короткими лёгкими прикосновениями, даже боли от которых почувствовать Старк не успевает, поочерёдно касается разных участков, начиная от виска, заканчивая шеей. Прежде чем Тони выдаёт свой умопомрачительный ультиматум хмурится, после же возвращает выражению своего лица в меру отрешённый вид.
— Пытаетесь меня шантажировать? — левая бровь выразительно изгибается, припечатывая невербальным обвинением. Но, как можно догадаться, Кэролайн О’Нил чуть выше склок, а потому тихо и размеренно уверяет: — я вам не враг, мистер Старк, в ваших же интересах позволить мне делать мою работу. Вы восстановитесь намного быстрее и намного легче, если не будете препятствовать терапии своими выходками.
Тони ни на секунду не готов расставаться со своими «выходками», тем более с его точки зрения они безобидны, да и не выходки то вовсе. У него есть чёртово право на свободу передвижения! Он не узник этой палаты и не раб своего лечащего врача, в конце концов. Она не смеет посадить его на цепь из перекрученных систем для внутривенного введения лекарств, не смеет попрятать от него зеркала и тем более не смеет выжидать, пока он одичает в своей палате, как животное.
— Пока вы думаете над этим, — вклинивается в мысли голос докторши, — смотрите на меня, ладно?
Тони действительно смотрит, но отнюдь не потому, что в нём проснулась совесть или что-то в этом роде. Взгляд, который он как пику нацеливает на женщину в белом халате, несёт в себе не подчинение, а подозрительность. На минуточку, полностью обоснованную.
— Зачем это?
Кэролайн О’Нил криво усмехается уголком губ и встречается со Старком взглядом. По неясным причинам ему становится слегка некомфортно.
— Мне нужно осмотреть вашу руку и будет лучше, если в этот момент вы сфокусируетесь на чём-то кроме, — говорит она. — Сможете устроить?
— Знаете, — практически перебивает Тони, — моя память хоть и того, но мне кажется, что я занят. Вряд ли моей спутнице понравится, что я таращусь на кого попало.
Он пытается то ли пошутить, то ли сделать наперекор, хотя ни для первого, ни для второго не чувствует достаточного запала. Шутить про свою внезапно отлетевшую память совсем не весело, как и раздражать капризами врача — последнее происходит не из-за желания поглумиться, скорее просто в отместку.
— И всё же, смотрите на моё лицо, — оставляет за собой последнее слово Кэролайн.
Тогда Старк решает победить её же оружием — глядит исподлобья, тягуче, пристально, практически не моргая. Ни один человек не должен чувствовать себя комфортно, оказавшись под колпаком такого внимания. Но мегере — хоть бы хны. Она копошится, делает что-то, тихо шуршит перчатками, перемещаясь по его руке то вверх, то вниз.
По-кофейному тёмные волосы, собранные сзади в низкий неопрятный хвостик, у отросших корней вроде бы русые с проседью, и Старк невольно начинает гадать, какой возрастной рубеж докторша перешагнула. Ей определённо больше тридцати, верхняя же граница пока стойко определяется лишь как «меньше пятидесяти». Всему виной — ослепляющий белый халат, что делает её лицо гипсовым и неудачно подчёркивает все недостатки, и отвратительный хвостик, который занимается тем же самым. Нет, Старк не спорит, в свои лучшие годы Кэролайн О’Нил наверняка была сказочно хороша, и возможно даже весьма неплоха по сей день в неформальной обстановке, в каком-нибудь красном белье или вызывающем платье (если, конечно, мегеры могут себе такое позволить!), но сейчас она определённо блёклая и пресная, да настолько, что назвать её не то что красивой — симпатичной — у Старка не повернулся бы язык.
Или она просто ему не нравится. Одно из двух.
— Сегодня утром пришёл факс от страховщиков, — как бы между делом вспоминает О’Нил, когда, похоже, ей всё-таки надоедает тишина и въедливый, колючий взгляд.
Тони даже не представляет, каким нужно быть человеком, чтобы использовать факс в двадцать первом веке. Может, эти австралопитеки ещё до сих пор удивляются пейджерам, а технология электронной почты вообще способна сломать им мозг? Но злорадство быстро отступает, стоит понять, насколько он зависим от этих бюрократов в конторе. На страховой службе сейчас не только оплата его пребывания в этой больнице, лекарств и сопутствующих расходов, но и идентификация его личности — Старк знает, что в их бумажках можно найти не то что собственный адрес и номера расчётных счетов, а чуть ли не всю родословную.