— О каких конкретно решениях идёт речь?
— О решениях препятствовать. Обесценивать вернувшиеся воспоминания, — Кэролайн пожимает плечами, вместе с неопределённостью выражая некую отрешённость от предмета разговора, но потом зачем-то оправдывается: — Я тогда считала это верным.
По непривычной для глаз эмоции, отобразившейся на лице психоаналитика, Кэролайн предполагает, что он озадачен — в последнее время её жизнь превратилась в сплошной клубок сложностей, и такое впечатление, что он затягивает всех окружающих, без разбора.
— А сейчас не считаете?
Она мается с ответом, будто никак не может убедить себя озвучить его.
— Нет? — произносит Кэролайн. Звучит почему-то вопросительно, приходится сдаться. — Не знаю, это сложно. Если хотите знать, я поступила бы так снова, но это снова было бы ошибкой.
— Почему вы делали это? — Ламберт явно в замешательстве, хотя неплохо держит себя в руках и не позволяет излишнему любопытству проскользнуть в голос. — Вы знали его до всего этого? Хотели оградить от травмирующих событий?
Наводящие вопросы прекрасно срабатывают и в этот раз — Ламберт в своих предположениях далёк от истины, но однозначно глубоко профессионален и не зря требует кругленькую сумму за сеансы.
— Ох, доктор… — вздыхает Кэролайн, не думая, что перейти к самому сложному придётся так быстро. Она прикрывает глаза и массирует точку на своём лбу, куда в последнее время всё чаще наведывается головная боль. — Его знали многие. В этом была вся загвоздка.
I.I Конец — часть пути и другого начала
Не только счастливых концов не существует, концов вообще не существует.
Нил Гейман, «Американские Боги»
Взрывы, чужие стоны, лязг металла, стук собственного аритмично колотящегося сердца — всё это тонет в вакууме, каком-то плотном желе, вате. Звуки выключаются, словно кто-то щёлкнул кнопкой на пульте. Мир покачивается, то подходя ближе, то отступая в полумрак, но в противовес этому перед глазами всё цветное и играет болезненными отблесками на сетчатке.
Камни Бесконечности въедаются не только в костюм, но и в самого Тони — мощная, сокрушительная энергия обжигает кожу, просачивается сквозь неё, бежит по нервам, разносясь по телу кучей радиоактивных сфер. Он вмещает в себя триллиона два водородных бомб, зловредно тикающих, собирающихся разорваться в любой момент. Мысли путаются. Для Тони нет ни «до», ни «после», есть только «сейчас» и «никогда» — две одинаково смертельные крайности. Нет сомнений, нет страха. Только готовность: готовность покончить с этим и готовность победить любой ценой. Цена, если уж на то пошло, не так высока.
— А я, так… Просто Железный человек, — выплёвывает Старк. Пальцы едва поддаются, когда он сводит их вместе и щёлкает.
Он щёлкает с ненавистью. Это единственная живая эмоция, которая пробивается сквозь вакуум и не может быть заглушена даже россыпью цветных камней Бесконечности. Таноса он ненавидит всем нутром, тут не может идти речи об уважении своего соперника, отсутствии личных мотивов и прочей ереси, которую принято подразумевать обычно. Уничтожить Таноса, развеять его в пыль, покончить с этим синим громилой, живущим одним чёртовым геноцидом — самый личный и самый тяжёлый бой, в который Старку приходилось вступать. Тем приятнее выйти из него победителем.
Вакуум медленно отступает, но вокруг — тишина. Не абсолютная, но всё равно давит на уши. Кажется, весь мир затихарился, наблюдая. Даже бой встал. Даже ветер шелестит тише, а горящие обломки базы Мстителей перестали потрескивать и плеваться огнём.
Жаль. Тони хотелось бы услышать хоть чей-нибудь крик ликования напоследок.
Ему совсем, совсем не больно, но силы покидают так же быстро, как льётся из пробитого бензобака топливо — тебе кажется, что всё ещё можно ехать, что до ближайшего города можно дотянуть, но через мгновение ты глохнешь посреди дороги. Глохнешь и больше не заводишься. Сердце толкается в рёбра неровно, совсем не ритмично, болезненно. Захлёбывается кровью. Остатки ядерных бомб не герметичны, сила камней выбирает мишенью внутренние органы, плавит их каждый по чуть-чуть, жжётся в голове. Жжётся сильно, до зуда, до свербения в затылке, будто туда вкручивается дрель. Тело тяжёлое, как из свинца. Стоять невозможно. Тони садится, облокачиваясь спиной об обломок, но не чувствует этого.