- Ты чересчур осторожен. - "Проще говоря, трусишь." - Можешь делать со мной, что пожелаешь. - "А что именно ты пожелаешь, буду решать я". - Я у тебя в плену. В твоих руках. - "За которые я сейчас держу отменно крепко". - Неужели тебе просто не любопытно, на что я в этих руках способен?
- Все, что пожелаю?
- Все, - ласково подтвердил я, - но не нарушая только что данного тобою слова.
- И если я тебя сейчас трах... гм, отымею?
- Если под этими вульгаризмами ты имеешь в виду соитие, то именно на это я и намекаю тебе последние полчаса, мой недогадливый приятель.
- Ну а тебе-то это какого черта? - почти жалобно вопросил он.
Памятуя о своей тайной цели, я имел заранее заготовленный ответ, на тот случай, если этот вопрос все же всплывет.
- Ты же сам предложил мне почетный плен, - сурово напомнил я. - Намерения у тебя были самые благие, и интерес к цетагандийской культуре - это похвально, но ты разве не знаешь, что это обязывает тебя обращаться со мною, как с самым уважаемым гостем? - Во время этой тирады я приглядывался к барраярцу: да, это объяснение он проглотит легко, как ребенок - сладкую имбирную карамель. - Превращать ритуал чести в профанацию - да за кого ты меня принимаешь? - Риторический вопрос не требовал вразумительного ответа; ну откуда мне знать, за кого он меня принимает - может, за свою двоюродную бабушку, леди, славную своими странностями? - А почетному гостю неприлично спать одному. Причем когда я говорю "спать", я не имею в виду просто перетягивать друг на друга это твое скудное одеяло.
Но капитан и тут сумел меня изумить вплоть до утраты генетически присущей мне выдержки.
- А почему я? - недоуменно переспросил он.
- Да потому что ты мне нравишься, идиот! - забыв о всякой вежливости, рявкнул я на него, точно на нерадивого подчиненного. И не дожидаясь, пока с этих губ сорвется еще что-нибудь столь же примечательное, заставил его замолчать самым напрашивающимся способом. Грамотно проведенные "объятия спящего дракона", иначе говоря - захват за шею из положения лежа, и наши губы сомкнулись.
Я погрешил бы против истины, заявив, что последующие пару минут якобы обдумывал, что мне сказать дальше. О нет, своему восхитительному занятию я предавался со всей отдачей, лишь краем сознания заметив, что мой захват сделался не столь жестким, а капитан, напротив, вцепился в мои плечи с энтузиазмом безвременно утопающего. Это и понятно. Я наслаждался именно тем удовольствием, на которое давно рассчитывал, заранее прикинув опыт в столь простых забавах человека знатного, привлекательного и молодого. А вот капитан, похоже, сперва не воспринял всерьез мое великодушное обещание подарить ему наслаждение и теперь срочно занимался переоценкой собственных представлений на мой счет. Вряд ли, разумеется, в этой переоценке участвовало что-то сложнее мозжечка, но это и к лучшему: зато тело приняло ситуацию без участия рассудка.
Потянувшись, я легонько подцепил пальцем крючок на жестком суконном воротнике барраярского мундира. Открывшаяся взгляду гладкая шея, вопреки всяческим опасениям, не представляла собою сплошь натертую этим варварским сооружением мозоль. Ласково скользнув по ней ладонью, я забрался дальше под китель и продолжил тактильное исследование хорошо развитой спинной мускулатуры: атлетичные мужчины - моя слабость. И вот напряженные мышцы плеч под моими пальцами чуть расслабились, поддались под умелым нажатием на чувствительную точку позвоночника, и мои усилия оказались вознаграждены, когда мой новоявленный любовник, сам не отдавая себе в этом отчет, едва слышно простонал, не размыкая поцелуя.
Молодой человек оказался чувственен и отзывчив, как, собственно, и полагается в его годы. И спрашивается, зачем было надо задавать мне глупые вопросы, драться, сопротивляться? Нет, местные ритуалы ухаживания для меня всегда останутся непостижимой тайной.
В них я блуждал на ощупь с куда меньшей уверенностью, чем мои руки - под вражеским мундиром.
За продолжавшимся поцелуем капитан толком не успел заметить, когда его китель пришел в полный беспорядок и грубые металлические пуговицы покорно сдались моим пальцам, точно передовые укрепления - наступающему врагу. Я едва касался, поглаживал, пробовал - и ловил каждый незаметный отклик... Как виртуоз настраивает незнакомый инструмент, прислушивается к звучанию и пощипывает струны прежде, чем какофония звуков вдруг разольется мелодией, так и я намеревался сперва настроить своего партнера на нужный лад, нащупать его сокровенные слабости и лишь потом исторгнуть из него стон истинного наслаждения. Наконец я оторвался от его губ и дал ему вдохнуть.
- Ты целуешься, как женщина, - внезапно севшим голосом выговорил он. - Как самая похотливая девчонка, которую мне когда-либо удавалось завалить.
- Гораздо лучше, - поправил я мягко. Не скажу, что сравнение слишком мне польстило, но я понимал, что в устах барраярца это признание ценно. Должно быть, он и вправду не знал ничего лучше, чем здешние женщины - особы, насколько я понял, озабоченные ужасами естественной репродукции и связанными с ними нелепыми обычаями, всячески препятствующими чувственному наслаждению.
- И можешь дать? Ну, как женщина? - Эту фразу он произнес со странным выражением, и в его голосе мне послышались одновременно усмешка, смущение и непонятный вызов. Познавательный разговор оживляло то, что мы так и не изменили позы, оставаясь: я - лежа навзничь на мягком, к счастью, спальном мешке, а укрощенный барраярец - распростершись на мне, причем уже вполне добровольно.
Интересно, разве я похож на человека, не желающего потакать мелким прихотям любовника? Предпочесть изо всех вариантов любовного сношения именно стиль "ветвь ивы гнется под ветром" - банально. Есть вещи поэффектнее, на которые я способен в постели, но для неискушенного в тонкостях варвара моих способностей хватит и тут. Однако говорить это бессмысленно. Во-первых, я уже подметил за ним склонность не верить утверждениям, пока те не подкрепятся опытом. Во-вторых, столь изысканную и сложную вещь вряд ли удастся объяснить на словах, или, как говорят тут, "на пальцах" - хотя пальцев для краткого курса по основам предмета было бы вполне достаточно. Но, клянусь родовым гримом, теперь я отнюдь не намеревался щадить своего очаровательного противника и ограничиваться изложением основ...
- Даже если я скажу "да", зачем верить врагу на слово? - ответил я в тон. - Проверь.
Безграничные терпение и выдержка, которые я проявлял весь вечер, уговаривая молодого варвара на соблазнительные для него же самого действия, кажется, принесли свои плоды. Он впился в меня взглядом, словно желая прочитать мысли (разумеется, телепатия - всего лишь сказки, однако я порадовался, что честно сосредоточен сейчас лишь на предвкушении удовольствия), упрямо мотнул головой и подытожил: - А вот сейчас и проверю!
Последовав, наконец, похвальному здравомыслию, барраярец тут же деловито принялся за мою одежду, точно опасаясь, что пауза способна подточить его решимость. Герметичная застежка полевой формы на какое-то время поставила его в тупик - нет сомнений, ему раньше если и приходилось что-то проделывать с гем-офицерами, то никак не раздевать их. Терзая безвинную застежку, он бурчал под нос вполголоса, но мой совершенный слух без труда различал слова: