Быстры — четыре лошади на двоих ездоков и легкую повозку — это, все–таки, не одна с грузом на спине. Да, удобны раненому командиру, для которого, впрочем, делать их специально… Разве что престижа ради… Хороши колеса, но с недостатками, из которых главный: торсионная — волховское словечко, но отдающее римской стариной — колесница дорога. И баллиста тоже дорога… А вот про то, что показывает себя исключительно в компании другой конницы, приятелю лучше не знать. И никому другому тоже. Пока Роксетер не воспитает достаточное число собственных колесничих.
Снова дорога…
К вечеру погода испортилась. Спустился туман, сделавший перекличку крылатых и четвероногих любителей падали гулкой, потусторонней – не зря исстари обладатели этих голосов служили проводниками в мир мертвых. Вот и сейчас в густой волшебной пелене они исполняли исконную службу, тем охотнее, чем обильнее плата, данная мертвецами… Окта плотнее укутался в теплый плащ, подумал о будущем, согреваясь теплом не наступившей еще весны.
Новые люди придут. Не успеют кости побежденных истлеть, как удобренные войной поля разрыхлит, вместо саксонского плуга, легкая борона. Глубокая вспашка истощает холмы и рождает овраги. И откуда б ни пришли новые поселенцы, им придется учиться у соседей. Подчас — у Славных Соседей. Волшебный народ не сказка. Свидетельство тому – недавние победы, вернувшие бриттам былую веру в себя, а с ней и силу для новых свершений. Те, кого раньше почитали за богов, не оставили родную землю. Об этом следует помнить не только врагам, но и друзьям. Да и как забыть, если сам был свидетелем волшебной силы…
Из сумрачной дымки показались серые стены с наспех залатанными брешами. Как ответ на воспоминание, как ненавязчивый намек — с утра думал, придется ночевать в поле, но путь сквозь туман оказался короче. Случайно ли?
Хвикке — дикари. Бат для них оказался всего лишь бесплодной землей, плохо приспособленной к обороне. Да еще источником строительного камня. Некрасивого, серого. И прочного… Разбирали по преимуществу стены. Мрамор колонн и портиков остался. Туман скрадывал повреждения, и графу на миг показалось, что волшебная дорога завела квадригу на пару столетий в прошлое – показать былую славу прежних хозяев… Только окрики часовых успокоили – легионы здесь стоят уже не римские, а мерсийские. На смену золотым орлам и кумачовым штандартам пришли и утвердились медные драконы с черными полотнищами. Это хорошо, потому как к Клавдию и Агриппе дел у графа нет. Да и мучеником за Христа становиться никакого желания. Нет уж! Окта, как и мерсийский король, верен старой вере и Тору–громовику, но с христианами камбрийского толка дружен. Пенда тоже христиан не притесняет иначе, чем вполне терпимой насмешкой. И служить такому «язычнику» христиане Мерсии и Камбрии почитают честью!
Немудрено: он великий вождь. Может быть, через столетия воспоминания короля Пенды станут столь же знамениты, как записки Цезаря. Только, если Римлянин писал для толпы, а потому привирал, словно сам был галлом, то Мерсиец готовит военное руководство для своих детей. И потому пишет честней! Ходят слухи, что старик предусмотрел все. Даже разгром и захват страны. Который не означает, меж тем, окончательного поражения.
Среди белой дымки — туман и мрамор — показалась умная остроглазая рожа с характерно выбритым лбом. Новый секретарь — камбрийский монах. Увесистое, откормленное на королевских харчах свидетельство того, что до короля сведения о письмах Кентерберийского архиепископа дошли, проверены, перепроверены и подтвердились. Пенда вынул из–за пазухи гадюку, заменив на ужа: камбриец если и цапнет, так не насмерть.
Торопливый слуга ловит расстегнутый плащ.
— И кольчугу, — добавляет монах.
— Кольчугу? Сейчас стяну.
У Пенды что, приступ подозрительности? Прежде такого не водилось.
— Иначе, сиятельный муж, если ты нырнешь в ней в горячую и соленую воду, она быстро заржавеет.
— А?
— Король отдыхает. А раз уж он в Бате, то отдыхает в воде. Услышав же, что его лучший посол хромает и морщится при каждом шаге, — глаза секретаря щурятся, как от яркого света, — полагает, что целебная купель и тут не повредит.
Такой вот весельчак. Под стать господину.
Впрочем, от кольчуги Окта избавился бы и без предупреждения, едва вступив в нынешние королевские палаты. Жаркий и влажный воздух терм встречаясь с зимним холодом превращался в туман более густой, чем за городом. Одежда грозила окончательно промокнуть, а железо – граф поймал себя на мысли, что боится услышать звук поедающей металл ржавчины.
И в этом тумане, уподобившись римским владыкам, обретается сам король половины Британии. Облик же мерсийский лис имеет скорее эллинский. Чашу с темным виноградным вином в одной руке и пергаментный лист — в другой дополняет густая борода, совершенно не римская. Ну, пергамент в руках властителя обычен. Да и дорогое прежде вино оказалось дешевым, ибо взято как военная добыча из церковных амбаров, которые победители не обидели вниманием, в отличие от самих церквей. Покой домов христианского бога «ужасный язычник» — а в саксонских летописях пишут именно так – хранит со всей строгостью.