Так что высокородный мессер Альдовранди только рукой махнул. Но капитану этот жест пришелся не по вкусу. Ему почудилось в нем полное пренебреженье к его обнаженным рубцам. Человек, служивший кондотьеру Коррадо Бени, по прозванию Шпиг, кондотьеру Чалдере сиенскому и синьорам Скалигерам в Вероне, не любил презрительных мановений руки со стороны знатных господ. Роль его здесь далеко не ничтожная, и он мог бы привести немало случаев, когда начальник тюремной стражи оказывался хитрее всей Синьории. Разгладив себе усы таким же безразличным жестом, каким был жест Альдовранди, он промолвил:
- Это не простые бродяги. Они говорят, что пришли из Венеции.
Альдовранди пожал плечами. Из Венеции, из Рима - не все ли равно, каждый теперь идет к гибели сужденной ему дорогой... Капитан дель Бене пожал плечами еще равнодушней, чем член Совета.
- Похоже на то, что это fratres pacifici, - сказал он усталым голосом.
Холеная старческая рука Альдовранди мелькнула в воздухе, будто отогнав назойливую муху. Что это Коста так долго не идет? Он там в подземелье словно замечтался о давнем прошлом, а не ищет Иудиной физиономии. И его теперешнее состояние ему нужно переболеть иначе, совершенно иначе, Костов стиль стал вдруг мягче, гармоничней, совершенней... Но Коста этого не чувствует, изнуряет себя сомнениями, терзается безнадежностью, ну да, - старик кивнул головой, - муки творчества...
- Говорят, что из Венеции. - рассеянно промолвил капитан. - Признались без пытки. А теперь, там, в соседнем помещении...
Он махнул рукой в ту сторону. Ах, ведь там судейское кресло, на котором можно посидеть, откинуться, отдохнуть, пока Коста не найдет своего Иуду!
- Из Венеции, ты сказал? - переспросил Альдовранди, словно недослышав.
- Из Венеции, - повторил капитан Гвидо дель Бене, мужественно набрав воздуху в легкие.
- Хорошо, я пойду допрошу их, - сказал Альдовранди.
Тут у капитана возникло страстное желание, чтоб они оказались на самом деле fratres pacifici, потому что он их славно обобрал, объявив, что этого требуют тюремные правила... Альдовранди вошел к ним.
Двое, сидя на нарах, спали, сломленные страшной усталостью, но третий, самый младший, беспокойно ходил взад и вперед по камере, словно охраняя сон спутников и в то же время обдумывая план совместного побега. Услыхав скрежет засова, юноша быстро повернулся и весь сжался, готовый к прыжку. Но при виде величественного старца в пурпуре, опирающегося на длинную черную трость, склонился в глубоком поклоне, дожидаясь, когда тот сядет. Потом повернулся к своим товарищам.
- Не буди их, - приказал Альдовранди и сел в судейское кресло.
Только тут он почувствовал, до чего устал. Нынешнее совещание в Совете было исключительно напряженное, и ему, следуя совету врача, давно пора спокойно лежать в постели, а вместо этого он сидит здесь, допрашивает арестованного, до которого ему нет никакого дела, - заурядный случай не отмеченного вхождения в город, дело, в котором должен разобраться обыкновенный судья... А у него найдутся заботы поважней, ему не до бродяг; так почему же он здесь? Да потому, что Лоренцо Коста до сих пор расхаживает где-то там, в подземелье, ищет лицо для картины, которая никогда не будет написана... И старик устремил из-под густых белых бровей своих суровый, злой взгляд на юношу из Венеции, стоящего перед ним, учтиво склонившись в ожидании.
- Ты пришел в Болонью... - начал Альдовранди с раздражением.
- Я не собираюсь здесь задерживаться, - ответил юноша. - Только на ночь. У моих друзей не было денег для уплаты сбора, только у меня одного. Но я не хотел их оставлять!
Альдовранди пренебрежительно махнул рукой.
- Но у тебя золотой перстень и цепь...
- Этого я не отдам! - воскликнул юноша.
- Воспоминания? - язвительно улыбнулся Альдовранди.
- Да, - кивнул юноша. - Но несчастливые...
- Так почему же не расстаться с воспоминаниями, если они несчастливые? - холодно возразил старик. - Женские подарки?
- Да.
Старик поглядел на него с любопытством и промолвил:
- Верю, что воспоминания - несчастные: у тебя лицо мордобойца.
Юноша густо покраснел.
- Ты знаешь, что тебя ждет? - спросил Альдовранди, рассеянно поправив складки своего длинного сборчатого плаща.
- У меня много кое-чего впереди, - ответил юноша и склонил голову. Большие дела, работа...
Старик взглянул на него удивленно и со спокойным презреньем подумал: хвастается, такой же враль и болтун, как все венецианцы. Потом спросил:
- Ты дворянин?
- Да.
Ответ прозвучал гордо, быстро. Молодой человек стоял, расставив ноги, упершись левой рукой в бок, а правой поигрывая золотой цепью на груди.
- За тебя заплатят твои родные в Венеции?
- Нет, - ответил юноша. - У меня нет родных в Венеции, я не оттуда, а просто возвращаюсь из Венеции на родину.
- Где твоя родина?
- Я флорентиец!
Ответ был опять гордый, мгновенный, как и на прежний вопрос о принадлежности к дворянству. Но Альдовранди от этого насупился еще больше. После падения Медичи ни один город не радовался появлению в своих стенах граждан из Савонароловой общины, союзницы французов. Лучше было бы юноше оставаться хвастливым венецианцем, вместо того чтоб так гордо заявлять, что он флорентиец. И Альдовранди почувствовал всю тяжесть своей усталости. Ему уже давно пора быть в постели и, почитавши Данта, покоиться мягким, заслуженным сном посреди своих бесценных свитков, созданий искусства... А Косты все нет! Неужели так трудно найти в in pace Иуду? Старик вялым движением провел своей надушенной пергаментно-желтой рукой по морщинистому лбу и, не думая уже ни о чем, как только о том, чтоб поскорей в постель, сказал:
- Кто ты такой? Как тебя зовут?
- Я - Микеланджело Буонарроти, ваятель.
Альдовранди в изумлении быстро встал. Сквозь сухую желтизну его лица проступил легкий румянец, у него задрожали руки. Пурпур одежды кроваво зардел в свете факела, и старик, коснувшись длинной черной тростью плеча юноши, воскликнул взволнованно:
- Говори правду, флорентиец, потому что от меня зависит, отпустить тебя или отдать палачу. Ложь не спасет тебя, а только усугубит кару! Ты в самом деле - ваятель Микеланджело Буонарроти или обманно выдаешь себя за него?
Микеланджело быстро шагнул вперед, и голос его был резок и прерывист.
- Я - Микеланджело Буонарроти и ни за кого себя не выдаю... Я - это я... Я бежал из Флоренции... хотел спастись... но не спас ничего и себя тоже... всюду одинаково темно... это было напрасное бегство, напрасные дороги... в Венеции я не мог найти работы... я - беглец, который хочет опять на родину... Я - Микеланджело... вот эта цепь - от княгини Альфонсины... перстень - от Клариссы Орсини... посмотри, на нем вырезан герб Медичи... я получил оба подарка за одно свое произведение... может быть, ты слышал... за статую из снега... я - Микеланджело... погляди на мое лицо... меня все знают - из-за этого уродства... а коли не веришь, дай мне камень... прошу выдать мне камень - как личную препроводительную грамоту... погляди на лицо мое и дай мне камень... тогда узнаешь, что я - в самом Деле Микеланджело, ваятель... коли слышал обо мне...