Сергей подошел к говорившим.
— На Мамонтовой речке тоже ветки оставлены?
— Нет, наши ветки на себе понесем.
— Теперь мне ясно, что такое перетаск, — улыбнулся Саша и с расстановкой добавил: — А когда перетащимся... Поймем и окончательно поумнеем.
Ветки вытащили на берег и перевернули кверху дном. Пусть обсохнут.
Пока не совсем стемнело, собрали сухостой и валежник. Разожгли костер. После объединенного обеда и ужина устроились спать. Четверо, не раздеваясь, на двух спальных мешках, заменивших теплую подстилку. Люба — в персональном мешке.
Первый день не принес усталости, только с непривычки — от долгого сидения с подогнутыми ногами — немного ломило в суставах. (Сидеть в ветке спокойно, не делая лишних движений, чтобы не опрокинуть ее, — искусство. Еще большее искусство грести, стрелять из нее, когда на каждое движение долбленка отвечает резким креном.)
Еще в свой первый приезд в Туруханский район я попытался воспользоваться веткой на Курейке. По последнему насту меня привез в станок на собаках Дагай. Вскоре река вышла из берегов и отрезала от поселка холмистую косу. Над ней всегда шли пролетные утки. Я поддался на уговоры, и мы с Дагаем решили на ветке переплыть на косу. «Верховской», и на ветке! — зрелище редкое. За нами к берегу пришло добрых полтора десятка жителей. Дагай, придерживая долбленку, объяснил, что сидеть надо, положив согнутые в коленях ноги на борта для упора. Я уселся. Оказывается, могу. Очередь за Дагаем. Он передает мне ружья, я делаю еле заметное движение, ветка наклоняется в ту же сторону. Я инстинктивно откидываюсь в противоположную сторону. Мгновенье, и... ружье в руке, я сижу в ветке, но вода мне по пояс. У берега, к счастью, мелко.
Примерно то же случилось и с Сергеем. Любе и Саше удалось приобщиться к местному транспорту без водной процедуры.
Из-за вершин вышла луна. На ней можно увидеть то, что увидел древний автор кетского предания, — девушку с ведром в одной руке, другой она схватилась за куст тальника.
Давно случилось это: пошла девушка по воду, увидела в воде отражение месяца и засмеялась: «Что ты, бездельник, делаешь тут?»
Рассердился месяц, стал тянуть ее к себе, но девушка схватилась за куст, не переставая смеяться.
Ухнул месяц, вырвал куст и утащил к себе девушку вместе с ведром и кустом.
Луна на ущербе, и не видно ведра, но еще можно различить девушку и раскидистый тальник...
— Подъем!
Люба расталкивает нас. Холодно, солнце еще не поднялось.
— Зачем в такую рань! — взмолился Саша.
— На перевале весь день провозимся. Надо засветло дойти. Вставайте, Токуле чай вскипятил.
Груз распределили так. Мне и Сергею нести большую ветку с лопатами, кирками и с двумя ружьями. Саше и Токуле маленькую с одним рюкзаком. Любе рюкзак и ружье.
Токуле с Сашей впереди, затем Люба, и замыкаем шествие мы с Сергеем. Тропа еле заметная, заросшая. На стволах старые затесы, заплывшие смолой, почерневшие от времени. По новым затесам можно идти даже в легких сумерках — белое тело дерева светится светлячком. Токуле различает старый путь.
Ветки носом и кормой лежат на наших плечах. Положишь нос или корму на правое плечо и правой же рукой для упора держишь за борт.
Позади первый километр. Тяжеловато, но вполне терпимо. Сергей кричит сзади:
— Жить можно, я думал, будет гораздо труднее!
Токуле с Сашей заметно вырвались вперед, Люба не отстает от них, тогда и мы прибавляем шагу.
Не могу вспомнить, когда началось странное бормотанье за моей спиной. Пожалуй, на втором часу похода.
— Норма десять час, тридцать, солдат, — день, мокрая, двенадцать, шесть...
— Ты что, Сергей? — окликаю я, не останавливаясь.
— Подсчитываю, сколько прошли, — отвечает Сергей и с трудом переводит дыхание. Он устал, видно, больше меня. Я чувствую только надсадную боль в плече — наверное, натер. Надо было устроить привал.
— Эй! — раздалось из леса, видневшегося за тундрой.
На каком-то пределе мы быстро проскочили тундру. Токуле, Люба и Саша ждали нас. Они выглядели лучше. Мы опустили ветку на землю и отерли пот. Сергей присел на поваленный ствол и, отдышавшись, спросил Токуле:
— Половину прошли?
— Однако, не больше четверти.
— А, дьявол! — Сергей подскочил к ветке, схватил кирку и швырнул ее в кусты. Никто не остановил его. Все устали, а впереди еще много километров.
Опять идем лесом. Идем час, второй, и снова привал. Следующий привал уже через час. Очень трудно.
Сергей даже не отвечает на мои вопросы. Я иду и слышу его частое дыхание и очень частые просьбы сменить плечо. Теперь горят оба плеча, не хочу трогать, наверняка, содраны в кровь. Идем, как машины, бездумно переставляя ноги. От усталости они подкашиваются, мы продолжаем идти, покачиваясь из стороны в сторону.