* * *
Лодку, приставшую к берегу против аила отца Дахчи — Таласа, первой увидела его жена Анай. Она позвала сына:
— Дахча, скорее подними отца. Лодка пристала. Человек в ней почти не шевелится. Он или ранен, или болен...
С помощью Дахчи Талас привел раненого путника в аил. Анай сбегала за Каракасом. До прихода шамана человек из лодки не приходил в себя. Слова, вырывавшиеся в бреду, были непонятны. Каракас, очищавший лекарственным снадобьем рваную рану на груди незнакомца, внимательно прислушивался к бессвязному бормотанию. На десятый день незнакомцу стало немного лучше, и он достаточно ясно произнес по-телеутски:
— Чей аил дал мне приют в конце моей жизненной дороги?
Голос незнакомца прозвучал из гостевого угла так неожиданно, что Анай невольно выронила чашу с чаем на колени и вскрикнула. Талас быстро подошел к больному и опустился у его изголовья:
— Я Талас — хозяин аила, приветствую твое возвращение к жизни. Ты поправишься, странник, и не надо думать о конце пути.
— Я Катугаас из рода Телес. Мой аил стоит в лесу ниже по течению Великой реки. Мои отцы и деды умели понимать духов гор и лесов. Наш род древнего колена. Наши люди умеют видеть будущее и редко ошибаются.
Телесец с трудом подбирал непривычные для него телеутские слова. Долгая речь утомила его. Он перевел дыхание и продолжал:
— В моем аиле всего в достатке: и скота, и шкур зверей. Я видел в твоем доме, Талас, молодого мужчину. Он похож на тебя. Это твой сын? Он еще не женат? Я не видел здесь молодой, и ты не отделил его...
Раненый приподнялся и закашлялся так сильно, что кровь выступила на губах и он бессильно упал на постель. Испуганная Анай побежала за шаманом.
Только к вечеру Катугаас пришел в себя, попросил поесть и принести из лодки его торбу и оружие. Дахча побежал к берегу. В лодке было два лука. Один обычный, такой же, как у всех телеутских воинов, и другой большой, с длинными концевыми костяными накладками и звенящей тетивой. Дахча с трудом натянул тетиву. Он никогда не видел такого лука.
Телесец попросил развязать торбу и передать ему небольшой кожаный мешочек. Слабыми руками он дернул завязку, мешочек раскрылся, и на кошму выпали белые, лазурные, красные и желтые бусинки бисера — целое богатство, а среди них золотая поясная бляха, изображающая козлов, сцепившихся рогами.
— Талас, — подозвал телесец хозяина аила, — мой дом пусть будет счастливым домом для твоего сына. У меня растет дочь. Вчера ей исполнилось семнадцать весен. Она стройна, как лиственница, волосы чернее черного хвоста горностая, а глаза большие и цветом похожи на золото. Прими в знак дружбы золотую бляху для пояса, и давай сговоримся соединить наших детей. Подумай, спроси сына, если сердце его свободно, он будет счастлив. Подумай и не торопись, Талас. В обычаях нельзя отказывать ни принятому под кров, ни уходящему в подземный мир.
Дахча с каким-то смутным волнением прислушивался к словам Катугааса. Он знал, что нет хуже для телеута человека, чем неженатый мужчина, но пока еще не помышлял о браке, да и никто из девушек соседних аилов не был ему дорог. Он ждал, что скажет отец, и не знал, что хотел бы услышать.
Талас ничего не ответил в тот день. Он решил посоветоваться с шаманом. Каракас, прежде чем ответить отцу Дахчи, навестил раненого и долго говорил с ним, попросив всех покинуть жилище.
Каракас ушел от телесца крайне озабоченным и, не обращая внимания на почтительно ожидавшего ответа Таласа, быстро пошел к аилу Моюля. Дахча и все молодые и старые мужчины племени только поздно вечером узнали, что рассказал телесец шаману и что шаман передал старейшине. Далеко за верховьями реки, куда отправился Катугаас за редким товаром для своей любимой дочери — Айталины, где живет кипчакское племя, он встретился с воинственными и необычными в этих степях всадниками, пришедшими с юго-востока. Он вместе с кипчаками участвовал в сражении с пришельцами, там он добыл вражеский лук и получил глубокую рану на груди, которая раскрылась вновь уже на обратном пути, от частых взмахов веслом. Катугаас потерял много крови, и лодку его течением случайно прибило к стойбищу Моюля. Каракаса встревожил рассказ о неизвестном народе, вторгающемся в пределы земель родственных телеутам племен. Если всадников много, они могут дойти и до этих мест.
Катугаасу стало хуже, он вновь был в бреду и чаще других слов с его губ слетало: «Айталина». Он бредил и вспоминал свою дочь. Очнувшись, телесец вопросительно смотрел на Таласа, а тот так и не получил совета шамана. Предчувствия опасности вынудили Каракаса забыть просьбу отца Дахчи. Пришлось о ней вновь напомнить.