В редкий момент пьяной откровенности мама рассказывала, что так же влюбилась в моего отца из-за его красивых рук, и мне пришлось поверить ей на слово.
– Так-так, – говорю я, отдергивая руку. – Это совсем на тебя не похоже.
– Заказывать краба?
– Это очень неожиданно с твоей стороны, да, но… ты понимаешь, о чем я. Быть спонтанным. – Я пытаюсь спрятать свое раздражение за денежным разговором. – Мы можем себе это позволить? – Я привыкла к своей удаче, однако никогда полностью на нее не полагалась.
– Если мы будем аккуратны, то да. Это не намного больше, чем мы тратим здесь. – Сэм тычет рукой вверх, указывая на гостиничные номера. – И еще это значит, что в этом году мы не поедем никуда отдыхать, но когда ты вернешься к работе, это все легко окупится. Ты же не будешь всегда в академическом отпуске.
Он знает, о чем говорит. Мой перерыв в карьере длится ровно столько же, сколько ситуация с моей матерью.
– Ох. Господи, Марианна, прости. Я не это имел в виду.
Я отмахиваюсь от него. Он знает, что я знаю, о чем он думает.
– Возможно, мой отпуск был плохой идеей. – Я в курсе, что это не так. Это был лишь способ придать официальности всем моим из сочувствия позволяемым отлучкам и прекратить страдания студентов, ожидающих меня под дверью аудитории, пока я добираюсь из Настеда или откуда-либо, где Хонор могла в очередной раз зависнуть. – Завтра я могу позвонить и узнать, возьмет ли Аманда меня обратно на два дня в неделю.
– Марианна. Твоя работа никуда не денется. Но у тебя только одна мама. Оставайся здесь с Дебби. Дайте ей эти месяцы.
Желание заплакать сильно, однако у меня уже выработался контррефлекс: я сдерживаю слезы.
Перед нами ставят еду. Сэм отламывает крабовую клешню, и она пахнет морем, как в детстве, во времена моих редких поездок на побережье. Мой салат сразу же кажется скучным и неаппетитным.
– Если ты опять решишь, что заказала что-то не то, и попросишь меня поменяться едой, я тебя брошу, – говорит Сэм, даже не поднимая глаз.
– Мы можем поделить пополам. – Он привычно и покорно перекладывает вилкой половину своей порции на мою тарелку, а я сдвигаю свое карминово-бело-зеленое месиво на его. – О, постой-ка. – Осознание приходит внезапно, как снег на голову. – А как же семейная терапия?
– Я позаботился об этом, – отвечает Сэм. – Доктор Адиль считает, что шесть недель перерыва не нанесут нам вреда. Может, даже наоборот, это даст нам время выбросить из головы все, что мы до сих пор пережевываем. Она продолжит встречаться с Хонор с глазу на глаз, конечно же. Я думаю, для тебя это станет облегчением.
Облегчение – это еще мягко сказано. Последние пару месяцев мы все трое, сидя в комнате психологической разгрузки, осваивали разные мудреные понятия, такие как «созависимость», «якорение» и прочие эвфемизмы для моей явной неспособности ослабить контроль над дочерью.
– Хорошо, – киваю я. – Но больше никаких односторонних решений, ладно?
Сэм иронично поднимает брови, намекая на бревно в моем собственном глазу. Одна из сопутствующих тем в семейной терапии – моя привычка, сформировавшаяся еще во время детства Хонор, когда Сэм витал в облаках, а мне нужна была твердая почва под ногами, – принимать важные решения без совета с ним. Хонор – наша общая опора, но также и наше поле боя. Если я сейчас скажу что-то не то, сегодняшний вечер превратится в бесконечный спор.