Творческий почерк бригады Харламова не только в безукоризненности монтажа. Осветительные вышки на стадионе имени В. И. Ленина были водружены досрочно. Как любимое произведение, сотворенное на одном дыхании, вспоминает он работу на домне. Наклонный мост сделали за четверо суток, вместо трех месяцев. А как подогнали! Такой точности, говорят, еще не было.
В наше время все больше ценятся не просто руки рабочего, но умелые руки, его смекалка, незаурядность. Ибо судьбу сложных инженерных идей решают в конечном счете строители-монтажники, потому что уютно и гладко идее только на ватмане. Возможно, и придет такая пора, когда мастерство рабочее обретет свои ступени-степени и звание «профессор» прозвучит и в рабочей профессии. Монтажников — знатоков дела, что ухватились за вершину мастерства, — уже сейчас называют «наш профессор». Орден Ленина на груди Харламова — общественное признание его славных дел.
Как бывает в семьях, возмужавшие сыновья уходят в новую трудовую судьбу, и здесь — вечное обновление. Взял в руки бригадирский жезл Николай Ильич Квашнин, где-то в заморской жаркой стране Нигерии второй год работает Василий Дмитриевич Куликов, уехал к нему и Валерий Селезнев…
К командировкам привыкнуть невозможно. После трех месяцев неудержимо тянет домой. Особенно, когда в руках письмо и младшенькая Рита просит: «Приезжай скорей!» А Света с Леной готовятся в инженеры-строители, и любопытно отцу заглянуть в конспекты: что там за сегодняшними формулами. Да и каково жене со всем управляться.
Вернувшись домой, бригада кочует по местным заводам, по скучным ремонтам и реконструкциям, пока опять не понадобится где-то очень срочно и ответственно. Тогда снова в дорогу. И получается, что их рабочее место — вся страна.
Нелегко снова отправляться в командировочную стынь, но только то утешает сердце, что это срочное и ответственное будет опять уникальным, неповторимым, где вновь заговорят во весь голос рабочее мастерство и вдохновение, те самые свойства, что рождают творчество, что сродни делу ученого, конструктора, музыканта, художника… И вновь вернется его звездный час.
Андрей Камский
МАГНИТОГОРСКИЙ ХАРАКТЕР
Людмила Константиновна Сергеева подошла к книжному шкафу, достала один из поэтических сборников Л. К. Татьяничевой и задумчиво, нараспев прочитала:
— Эти стихи о городе моей юности и моем поколении. Они написаны не чернилами, а душой, сердцем поэта…
Удивительно, моя собеседница чем-то похожа на поэтессу: смотрит на мир влюбленными глазами, вдохновлена своим делом, говорит о нем романтически приподнято. Седая прядь волос, благородные черты, умный и проницательный взгляд дополняют это первое впечатление. Неиссякаемое жизнелюбие, доброта души и окрыленность во всем…
В тридцать первом отец Людмилы — Константин Петрович Подсевалов — уехал из Ферганы в Магнитогорск, на строительство «мировой индустрии».
«Приезжайте! Тут так здорово!» — написал он вскоре в одном из писем.
Прибыли. Кругом одни бараки. В них сплошные нары, семьи друг от друга отгораживались простынями. Вот это — действительно — «здорово!»
— Поехали обратно! — настаивала мать Анастасия Андреевна.
— Не спешите, — убеждал отец. — Скоро здесь появится город, какого еще не было на земле.
Остались.
Людмила закончила семилетку. В семнадцать записалась в аэроклуб. Училась летать на самолете. Хотела поступить в Оренбургское летное училище, мечтала стать летчицей, как Валентина Гризодубова, Полина Осипенко и Марина Раскова. В тридцать восьмом они совершили беспосадочный перелет из Москвы на Дальний Восток. Их подвигом гордилась вся страна. Но девушек в летное не брали.
Что делать, пошла стрелочницей на железную дорогу. Ну, а чтобы образование зря не пропадало — семилетка в те годы была большим делом, — стала ходить на курсы помощников машиниста паровоза. Профессия считалась сугубо мужской, трудной, но Людмиле не занимать характера и силы воли — в аэроклубе налетала на учебном самолете несколько десятков часов!
Анастасия Андреевна отговаривала:
— Ну и выбрала работу! Будешь вечно в грязи.
— Ты тоже, мама, на железной дороге. Помнишь, папа был против, но ты ведь до сих пор работаешь кондуктором, — не сдавалась дочь.
…На курсах она подружилась с Марусей Ившиной, Дусей Киркиновой, Леной Ищенко. Бойкая, энергичная, Люда Подсевалова осваивала теорию и практику быстрее других. Педагог Михаил Гаврилович не раз доверял ей группу:
— Позанимайся, Люда, с девчатами. Потом расспроси их…
И она занималась, и спрашивала — порой даже строже, чем сам педагог.
Экзамены сдала на «отлично». Пришла на практику — ее нарасхват. Машинисты Мокроусов и Красюкевич даже повздорили меж собой: с кем из них будет работать Люда…
— Рядом с нами жила сестра Мокроусова. Когда брат приходил к ней в гости, видел, как я несла от колонки сразу по четыре ведра воды. Видно, мою выносливость и заприметил он, — с улыбкой вспоминает Людмила Константиновна. — Только выбор свой я сделала на Красюкевиче. Невысокий, внешне даже неказистый, он любил свою работу, душу вкладывал в нее. Был он стахановцем-новатором. Опытом делился со всеми. У меня книжка его хранится по сей день.
Хозяйка достала из шкафа заветный сверток, развернула его. Подала тоненькую, стального цвета книжицу. На обложке ее читаю: «А. Ф. Красюкевич, машинист внутризаводского транспорта ММК. Мой опыт и метод работы».
— Почти два года я работала у него помощником, — продолжала тем временем Людмила Константиновна. — Многому научилась. Как-то он предложил: «Давай, Люда, будем робить без кочегара. Я тебе помогу». Так оказалась первой девушкой-помощником машиниста, работавшей без кочегара. Потом обратилась через газету к своим коллегам с призывом — работать без кочегаров! Только в Магнитке меня поддержали сорок моих сверстниц. А сколько по стране?!
В конце сорокового года Людмила стала самостоятельно водить локомотив. В ту пору первой женщиной-машинистом паровоза Наркомата путей сообщения была Зинаида Петровна Троицкая, имя которой знали во всем Союзе. А первой девушкой-машинистом внутризаводского транспорта стала магнитогорская комсомолка Людмила Подсевалова. В газетах и журналах появились очерки. Из Москвы и Свердловска приехали кинооператоры. Сняли о ней документальный фильм «Почетное право». В Магнитку стали приходить письма со всех уголков страны. Писали ребята, предлагавшие ей руку и сердце. Писали девушки, которые хотели стать машинистами, просили совета. А одно письмо было от родственников, неожиданно отыскавшихся благодаря этому фильму. «Люда! Как мы увидели тебя на экране, сразу узнали. Ведь ты копия своего отца», — писали ей тетки из Ленинграда. Вскоре они приехали в Магнитку, привезли кучу подарков.
Один из очерков написал магнитогорский журналист.
«…Состав давно оставил позади ряды мартеновских труб, броненосные гигантские домны. Давно уже растаяло легкое облачко дыма, а Люся все еще смотрит в ту сторону. Ей вспомнилось, как семь лет назад она приехала в Магнитогорск одиннадцатилетней девчонкой, о том, как всю дорогу, прижавшись к холодному вагонному стеклу, она мечтала о сказочной Магнитке, о которой так много говорилось в их семье, с тех пор, как отец уехал на Магнитострой…
Как огорчена была она и даже чуточку разочаровалась, когда вместо воображаемого огромного города увидела степь, бараки и первые одинокие корпуса!»
Шли годы. Рос город в степи, росла и она, Людмила. И все, что открывалось ее глазам, становилось роднее и ближе. Наверное, ее искреннюю девчоночью любовь к Магнитке укрепляли стихи Людмилы Татьяничевой, которая жила и работала в те годы в этом же легендарном городе. Люда Подсевалова однажды познакомилась с поэтессой и даже подружилась. Вот сколько лет прошло, а в памяти до сих пор ее строки: