Принеся несколько охапок травы и листьев. Гром устроил постель и указал на нее девушке. Сам он, несмотря на страшное физическое утомление, еще несколько часов продолжал опыты с огнем, создавая вокруг себя кольцо из маленьких пылающих кучек.
Затем, сидя на корточках рядом со спящей Айей, он размышлял о будущем своего племени, о тех переменах в судьбах его, которое принесет с собою необычайное новое явление.
Когда протекла половина ночи, он разбудил девушку и, приказав ей не смыкать глаз, мгновенно заснул, равнодушный к вою и лаю, который несся из темноты ущелья и с окраин родника.
Ущелье было обращено на восток. Когда взошло солнце, и под первыми лучами его стали почти невидимыми побледневшие языки огненного барьера, Гром проснулся.
Подкрепленные несколькими часами сна, в соседстве с живительной теплотой огня, мужчина и женщина стояли, выпрямившись под прохладным дуновением горного ветра, и новым взглядом окидывали расстилавшийся перед ними ландшафт.
С чувством удовлетворения заметил Гром тучные, темные луга на некотором расстоянии от линии огня, а на пологих склонах вулканических сопок – расщелины и скалистые уступы. От его зоркого взгляда не укрылись также зияющие своды пещер, наполовину прикрытые хмелем и ползучим кустарником.
То, что вся местность была наводнена чудовищными зверями – лютыми врагами его племени, не казалось Грому заслуживающим серьезного внимания. Явление, которое покорил он, Гром, станет защитой от этих хищников. Он намекнул о своих замыслах девушке, и она выслушала его – с глазами, в которых светились собачья преданность и поклонение. Покидая место ночной стоянки, чтобы отправиться назад в сторону Малых Гор, Гром захватил с собою пучок пылающих ветвей. Ему пришла в голову мысль – сохранить в пути живым это могущественное вещество, все время питая его топливом, а на ночь разжигая костер.
Однако с первых же шагов затея доставила обоим немало хлопот; огонь держал хищников на почтительном расстоянии, но головни все время стремились потухнуть, и Гром переживал тоскливые тягостные минуты, снова вдыхая в них жизнь. Кроме того, непрестанная забота об огне вынуждала их продвигаться вперед очень медленно.
На ночь Гром разложил три костра в корнях могучего дерева, устроил запас хвороста из сухих сучьев и провел часы темноты, раньше столь страшные, в пренебрежении к хищникам, которые выли и рычали по ту сторону пылающего кольца. Он приказал девушке спать, сам же ни на минуту не сомкнул глаз, еще не доверяя покоренному огню и опасаясь как бы он, лишенный бдительного надзора, не изменил ему. На следующий день, когда, измученный бессонной ночью и зноем жаркого дня, Гром забылся тяжелым сном, огонь погас. Это произошло по вине Айи. Когда пламя стало гаснуть, она, желая заставить его вновь разгореться, навалила сверху слишком много топлива.
В приступе отчаяния и страха она наклонилась к Грому и, разбудив его, глазами, полными ужаса, показала ему, что она сделала. Он бросил на девушку свирепый взгляд, затем подошел и вступил в молчаливую борьбу с черными мертвыми угольями. Айя, плача, подползла к нему. Несколько мгновений он не обращал на нее внимания. Она ждала беспощадного удара – так поступил бы всякий мужчина из ее племени на месте Грома. Сильнейшие чувства боролись в груди Грома. Под конец чувство привязанности и нежности взяло верх над инстинктивной яростью, он поднял плачущую девушку с земли и прижал ее к себе.
– Ты позволила свету ускользнуть, – сказал он, – но не бойся. Он живет там позади, в ущелье, и я снова возьму его в плен.
9. КОЗНИ ВРАГОВ
Самолюбие Грома было уязвлено. Ему, победоносно пролагавшему свой путь среди царства хищников, в страхе отступавших перед его сверкающим оружием, приходилось теперь скрываться, постоянно держать дубину и копье наготове, а по ночам искать приюта на деревьях, подобно обезьянам. Но он не обнаружил и признака досады и быстро освоился с новым положением. Отважный охотник, он воспользовался всем своим прежним опытом и искусством.
В это время они находились вне района охоты бурого медведя и саблезубого тигра. Но другие, не менее хищные, звери бродили вокруг. Дважды пришлось им бежать перед натиском огромного черного носорога, и Гром даже не сделал попытки метнуть копье, зная, что оно отлетит от прочной кожи животного, как легкое перышко. Но неуклюжее чудовище не могло состязаться с ними в беге, и они скрылись от него без труда. В другой раз они столкнулись с зубром – колоссальным белым зверем с гладкими двухметровыми рогами.
К счастью, встреча эта произошла в густом лесу, и они избежали неумолимой ярости животного, ловко спрятавшись в листве дерева. Затем, с искусством обезьян перепрыгивая с дерева на дерево, они удалились из опасного места и, спустившись на землю, весело убежали, со смехом представляя себе взбешенного зверя, ожидающего их под деревом. Так, противопоставляя чуткую осторожность и хитрость враждебным силам леса, они приблизились, наконец, к окраине своей страны и снова увидели закругленные, обвеваемые ветром вершины Малых Гор и курганы предков. День клонился к закату, и волны горячего воздуха проносились над маленьким амфитеатром, где собралось поредевшее племя, когда Гром переправился через поток и, быстро поднявшись по склону, появился перед сородичами. За ним с покорным видом, как того требовал обычай, шла Айя. Приветственный клич не встретил пришельцев. Не замечая зловещего молчания, которое воцарилось при их появлении, Гром крупными шагами направился к вождю, сидевшему на судейском камне, и бросил к его ногам палицу и копье в знак верности и подчинения.
Но от следовавшей за ним Айи не скрылось странно враждебное отношение племени. Подозрительный и недоверчивый взгляд ее бродил по группам воинов и женщин и всюду встречал глаза, сверкавшие злобой и злорадством. Она не могла понять этого, но чувствовала, что против Грома существует какой-то заговор. Сердце ее исполнилось гневом, и она вызывающе подняла голову: сильнейшие и мудрейшие из племени казались ей детьми в сравнении с Громом. Чувствуя себя неспокойно под устремленными со всех сторон враждебными взглядами, она быстро подошла к Грому и крепко сжала рукоятку послушного копья. Она увидела широкое, искаженное яростью лицо Мауга, возвышавшегося над группой родичей, и в его жадном взоре хищника прочла, что это он был душой заговора.
Судорога прошла по лицу Грома. Он распрямил широкие плечи и устремил на вождя суровый вопрошающий взгляд.
– Я исполнил повеление вождя Боора, – сказал он, и звучный голос его разнесся по всему амфитеатру. – Я нашел место, где племя может жить без страха перед врагом. Я вернулся, как было условлено, для того, чтобы повести туда племя, прежде чем враги рассеют и истребят наш род. Я не щадил себя, я верно служил своему племени. Почему вождь Боор отказывает мне в привете?
Ропот донесся из угла, где стоял Мауг со своими родичами, но быстрый взгляд вождя заставил их замолчать. Он, казалось, взвешивал слова Грома, испытующим взглядом проникая в глубину глаз этого человека. Под конец суровые морщины на его лице разгладились, потому что он знал людей. Этому воину, самому опасному сопернику своему, он верил инстинктивно.
– Ты был обвинен, – произнес он медленно, – в том, что покинул племя в нужде…
Недоумение выразилось на лице Грома при этих словах. Затем его глаза вспыхнули и, будучи не в силах сдержать себя, он прервал вождя.
– Покажи мне моих обвинителей! – гневно крикнул он.
Вождь поднял руку в знак молчания.
– В нужде! – повторил он. – Но ты вернулся назад, и я вижу, что обвинение было ложным. Также ты был обвинен в том, что украл девушку Айю. Но ты привел ее обратно. Итак я не вижу, что могут иметь против тебя твои обвинители.
Гром повернулся и быстрым движением поставил Айю рядом с собою.
– Вождь Боор знает, что Гром – его спуга и верный человек, – сказал он твердо. – Я не украл девушку. Она последовала за мною без моего ведома. Свирепые крики раздались из группы Мауга, но Гром холодно усмехнулся и продолжал: