— Здесь камер нет. Ты ничего не докажешь.
Склоняет голову набок и, будто бы не он только что уничтожил к херам результат моей многомесячной работы, задумчиво добавляет:
— Да, чтобы заработать на ремонт такой игрушки — придётся постараться. Можешь начинать прямо сейчас. Прибери тут всё, а я, так и быть, просто спишу этот чайник. И не благодари.
Выходит, но, в отличие от Сидни, не щёлкает дверной ручкой. Уходит в просто восхитительном настроении, а я всё никак не могу выдавить из себя хотя бы слово.
Я всё продолжаю стискивать телефон.
***
Запускаю пальцы в волосы и сжимаю так сильно, будто бы хочу выдрать клок, что будет весьма проблематично, учитывая, что всё ещё недостаточно оброс. Запускаю пальцы в волосы, пропускаю пряди сквозь них и нахожу в этом какое-то странное медитативное успокоение.
Буквально липну, бесконечно совершаю одно и то же движение, всё сильнее горбясь, восседая на краю вовсе не предназначенного для этого стола.
Так и тянет начать ещё и раскачиваться, но грохнуться на пол и отбить зад — меньшее, чего мне бы сейчас хотелось.
Словно в какой-то транс впал. Эмоциональную кому. Ноут, которому вряд ли уже что-то поможет, так и стоит на противоположном краю столешницы. Рюкзак — около ножки.
Всё так же, только лужи и кофейных разводов на полу больше нет — спасибо Сидни, которая, освободившись, ни слова не говоря, схватилась за швабру.
После полуночи в зале почти всегда тихо, да и телефон отчего-то не звонит. Уже как два часа ни одного заказа.
Правда меня это больше ебать не должно ну просто никак. Чёрта с два я когда-нибудь вернусь сюда после того, как выйду на улицу.
Чёрта с два…
Знать бы ещё, что мешает мне собрать вещи и свалить прямо сейчас.
Позднее время? Закрывшаяся подземка? Треклятый, по рукам и ногам сковавший ступор? Который я сам упорно не желаю отпускать, потому что тогда придётся как-то решать возникшие проблемы?
Камер, мать его, действительно нет. Свидетелей тоже.
Есть только ёбнутый Блоха и я, который никому ничего не докажет.
— Конченый… — бормочу себе под нос, и Сидни поворачивает голову. — Какой же он конченый.
Сочувствующе поджимает губы и, подойдя ближе, осторожно касается моего колена. Блоха, по обыкновению, отирается на кухне или же вышел с чёрного входа и ведёт какие-то одному ему известные и страшно важные телефонные разговоры.
Уёбок, блять.
Забил бы этим самым грёбаным ноутом, а после размахивал психиатрическим заключением и требовал условного срока.
— Уверен, что ничего нельзя сделать? — указывает взглядом на хромированный бок умершей «игрушки», и я могу только шумно выдохнуть.
— Почему же, всегда можно что-то сделать. — Поднимаю голову и, нахмурив лоб, встречаюсь с ней взглядами. — Если у тебя есть денежное дерево. Отшелушишь мне пару сотен баксов со своего?
— А если взять заём? Попробовать занять у кого-нибудь?
— Попробовать можно. Да только…
Только сама мысль о том, что у меня СНОВА могут быть какие-то долги, приводит меня в ужас и вызывает приступ совершенно нездоровой дрожи и такого потоотделения, что ни один дезодорант не поможет. И разумеется, никогда об этом не расскажу. Ни ей, ни кому-либо ещё.
— …времени совсем мало. Хотя можно попробовать вытащить информацию, если жёсткому диску не пришёл пиздец.
— Уже не так плохо, правда?
Кисло улыбаюсь в ответ пытающейся приободрить меня девушке и, заслышав, как звякнул дверной колокольчик, мотаю головой в сторону микроскопического коридора, ведущего за стойку:
— Давай иди. Клиент сам себя не обслужит.
Показывает мне кончик языка и, отставив швабру, спешно скрывается, моет руки в микроскопической раковине.
— Что-то не нравится мне, как это звучит, — делится мимоходом и, выходя, оставляет дверь открытой. Думаю даже встать и закрыть, чтобы те, кто решил пожрать в столь поздний час, на меня не пялились, но апатия снова берёт своё.
Горблюсь и утыкаюсь взглядом в носки кед. Правый явно собирается расклеиться. Вон уже и трещина пошла. Волшебно просто. А как вовремя!
Отчего-то не слышу голоса Сидни, которая должна поприветствовать потенциального покупателя и предложить ему сделать выбор. Отчего-то даже знать не хочу, почему она так затупила и нарывается на штраф.
— Привет. — Поздний посетитель говорит первым, и я звучно клацаю зубами на середине зевка и, мало того, что давлюсь воздухом, прикусываю кончик языка. — Можно кофе? Того, что не самый дерьмовый, ладно? С собой.
Твою мать, твою мать, твою мать…
Проходит вдоль стойки и останавливается прямо перед опущенной перекладиной. Я медленно поднимаю бровь и пялюсь на него, будто бы никогда раньше не видел. Нижняя челюсть напряжена настолько, что вот-вот судорогой сведёт и лишит меня возможности разговаривать.
Сидни говорит что-то в ответ, но мне как уши заложило. Слышу только один-единственный голос. Голос, обладатель которого благосклонно улыбается девушке, прикусывает показавшийся между губами металлический шарик и… кивает в мою сторону. Что же, это должно было быть предсказуемо. Должно было, но, заторможенный и загруженный, я действительно решил на секунду, что он на самом деле мог просто потеряться и заскочить за кофе.
Всего на секунду.
— И вот это тоже заверни.
Мой взгляд становится откровенно зверским. Хочется одновременно и пнуть как следует за то, что взял и просто припёрся, ничего мне не сказав, и повиснуть на шее, сдавив её изо всех сил.
Сидни готовит кофе, и его запах, густой и горький, напоминает мне о железке, что стоит за спиной. О теоретически принадлежащей Рену железке.
Должно быть, что-то меняется в выражении моего лица, потому как его чуть хмурится, и он останавливает поставившую на стойку стакан девушку жестом:
— Я передумал. Это…
Ещё раз назовёт меня так — и точно выхватит по скуластой морде.
— …я буду здесь.
Дождевые капли, осевшие на лацканах кожанки, переливаются словно стразы, когда, примерившись, перемахивает через стойку, и я вовсе не удивлён тому, что Сидни заворожённо молчит.
Слишком уж хорош, придурок.
И «слишком» — это не из серии «я бы, пожалуй, улыбнулась», а «тащите дефибриллятор». Не знаю, как ей, а мне ещё немного — и не повредит.
Ещё немного — и сам начну визжать и в нетерпении сучить ножками в воздухе, как полоумная фанатка.
Ещё немного. Примерно с метр.
Ещё немного — и… просто носом врезаюсь в его плечо и с готовностью развожу руки в стороны, чтобы вцепиться.
Обхватить поперёк торса, сжимая в кулаке мягкую, безо всяких дурацких надписей или принтов футболку. Обхватить поперёк торса и вдохнуть полной грудью. Вдохнуть запах курева, геля для душа, бензина и мятной жвачки.
Господи, забери меня отсюда.
— Какого хера? — вместо дежурного «привет». Устало и только потому, что мне положено возмутиться. Я же весь такой занятый и независимый. Я же не могу потерять эту работу, и «Что ты тут делаешь? Сыпешь меня, пиздец».
— Меня крайне смутило твоё «нет».
Закрываю глаза и, повернув голову, поудобнее прижимаюсь щекой к его вороту. Вторая ладонь находит своё место над поясным ремнём.
— Пояснишь?
Небрежно жму плечами и стараюсь, чтобы мой голос звучал максимально равнодушно:
— У меня бук сгорел.
Чуть вытягивает шею и взглядом находит прекрасно знакомый ему ноут за моей спиной. Молчит какое-то время, ожидая продолжения или каких-то пояснений, но я совершенно не тороплюсь. Напротив, могу сидеть вот так хоть вечность, прикрыв глаза и греясь о него.