Разворачиваюсь на пятках и без перехода отвешиваю ему глубокий поклон, закрутив руку так, будто бы в ней была широкополая шляпа.
По полупустому камерному залу прокатывается волна смешков. Правда и залом-то это трудно назвать — так, комната с пятью столиками да всего тринадцатью стульями. Почти банкетный зал, блин.
Поджимает губы и оттягивает воротничок в сторону. Почти верю, что мешает ему дышать, чересчур туго обхватывая горло. Почти, потому что не уверен, что блохи дышат не через одну из коленок или какой-нибудь неведомый орган.
Хреново у меня с кровососущими насекомыми, что поделаешь.
— А без ритуальных танцев нельзя было?
Пожимаю плечами и, поправив лямку рюкзака, направляюсь к отгороженной стойкой двери, что ведёт в подсобку для персонала.
Пригнувшись, пролезаю под ней, поленившись нормально поднять. Слышу весьма однозначное цоканье за спиной. Да сколько угодно, господи. Хоть язык себе откуси. У меня есть целых восемь минут на то, чтобы натянуть форменную футболку, сделать себе кофе и заступить на смену. В ночное время доставка осуществляется только по ближайшему району и вероятность того, что я смогу позаниматься, напрямую зависит от того, укусила за задницу этого придурка какая-нибудь бешеная молекула или нет.
В смене всегда двое, не считая чувака на кухне, спину и шапочку которого я знаю лучше, чем лицо, а третий дремлет в зале, за стойкой. И разумеется, этим третьим никогда не оказываюсь я.
Родственные связи по умолчанию дают этому говнюку определённые привилегии, и потому, принятый курьером, почти сразу же начал считать себя не кем-то там, а целым управляющим маленькой и ни фига не гордой почти кафешки.
Головокружительный карьерный рост, все дела.
Кому рассказать — так будут ржать до слёз, боже.
А ведь ему вряд ли и тридцать есть, а уже всё кажется безнадёжным.
Погодите-ка… выходит, что ровесник Рена, плюс-минус один?
Фантазия включается тут же.
Представляю того в очках и строгой, застёгнутой под горло белой рубашке с закатанными рукавами. Сигарету в зубы, взъерошить немного — и можно подавать. Голым, конечно, лучше, но так куда непривычнее и слюна выделяется сама собой. Ох, потрогать бы ещё своими загребущими лапками. Потрогать бы… хоть какого-нибудь, когда вернётся.
Разговаривали вроде как вчера утром, но мне определённо неймётся и потому, прикинув, сколько у меня там ещё минут, вытягиваю телефон из кармана и, одёрнув футболку, решаю, что можно и уделить немного времени своей хиреющей личной жизни. Если эта самая «жизнь» сейчас не дрыхнет или — о ужас! — не работает, что с ней тоже частенько случается.
Набираю через «Воттс», справедливо рассудив, что если спит, то отрубил интернет, чтобы не дёргали просто так.
Набираю, и ожидание тут же переходит в длинные гудки.
— Ты по делу или просто для того, чтобы сказать, что страшно соскучился и жить без меня не можешь?
Хмыкаю, подхватив брошенный около личной кабинки рюкзак за лямку и поставив на один из четырёх пустующих стульев.
— Какое же, интересно знать, у меня может быть к тебе дело?
Рен молчит и, судя по гулкому эху, которое многократно усиливает звук его шагов, идёт куда-то.
Внутри этой каморки так ничего и не изменилось. Пятёрка шкафчиков, четыре стула, стол, один из самых дешёвых кофейных автоматов и прикрученный к кронштейну под самым потолком телек. Вполне годно, чтобы скоротать время. Только чайник, что, по обыкновению, бросают на моём шкафчике, потому что розетка рядом, переставить в сторону — и порядок.
— Как ни крути, одно у нас точно есть.
Хлопает дверь, наверняка сбегает по ступенькам вниз.
— Неразрешённое. Ты сейчас где? Среди теста и маринованных оливок?
— Угу. И у меня ещё… двенадцать минут, четыре из которых я готов посвятить только тебе. Цени это.
— На колени в благоговейном трепете сейчас упасть или подождёшь, пока вернусь?
— Смотря как упадёшь.
— Решительно, блять.
Слышу, как гулко щёлкает зажигалкой, наверняка забившись в какой-нибудь не предназначенный для этого угол.
— Итак, ты мне звонишь для того, чтобы сказать, что не нашёл ключ под моим ковриком или?..
Ну да, как же. Целых три дня тишины — и вот опять. Но даже интересно становится, станет напирать дальше или вроде как между делом интересуется и просто кивнёт на моё очередное «или».
— Я могу набрать тебя просто потому, что мне пока нечем заняться?
— Конечно, можешь, — выдыхает, и мне до свербящего царапанья в горле хочется наспех затянуться тоже. Но, во-первых, стараюсь курить совсем редко, не чаще нескольких раз за сутки, а во-вторых, Блоха мне все мозги изъебёт, если учует. У нас же тут санитария и всё такое. Даже залётные жуки по кухне обязаны ходить в перчатках и шапочках. — Как и признать то, что если скажешь, что соскучился, язык не свернётся в трубочку и не отвалится.
Моргаю, переключаясь со своих мыслей на задумчивый голос в трубке, и приходится даже немного побороться с собой, чтобы не перебросить на видеовызов.
— Я уже говорил, — выходит как-то вяло и вовсе не с сарказмом, как хотелось бы. Оглядываю помещение ещё раз и всё никак не могу понять, где хоть кто-нибудь. Один на один с Блохой будет, пожалуй, слишком сильно для моей потрёпанной психики. — На той неделе, кажется.
— У тебя график в планировщике? — интересуется так, будто выжрал по меньшей мере несколько банок энергетика. Ехидство так и шкалит. — Два «скучаю», «пол-люблю» на месяц?
— На полгода.
— Даже так. — Пауза, что выдерживает, чуть длиннее, чем требуется, чтобы затянуться и медленно выпустить изо рта дым. — А с сексом там что? Осталось ещё на этот месяц или мне можно не торопиться?
Замираю даже и по растерянности едва не сажусь мимо стула. Опаньки. Это что, завуалированный намёк?
— А ты можешь поторопиться? — спрашиваю довольно вкрадчиво и, вспомнив, что так и не нацепил кепку, встаю снова. Нахожу её на верхней полке шкафчика, тщательно проверяю, не заполз ли кто внутрь, и с чувством швыряю на стол, не особо-то волнуясь о том, что может упасть на пол.
— При достаточной мотивации я могу очень многое, детка.
Ну давай, давай, продолжай выпендриваться. Ещё немного — и я съеду с катушек настолько, что мне начнёт это нравиться.
— Там как, мои четыре минуты ещё не прошли?
Отнимаю мобильник от уха и, глянув на экран, кривлюсь.
— Почти.
— Окей…
Слышу, как с шипением гасит остаток сигареты о, должно быть, мокрую раковину и, выбросив, уже полноценно включает воду, чтобы помыть руки. Так и вижу его — зажавшего трубку плечом и уставившегося в зеркало, что обязательно должно быть над краном.
— У тебя всё нормально?
— Смотря какой смысл ты вкладываешь в эту фразу.
— Любой. Ну так как? Нормально?
Пожимаю плечами, будто может это увидеть, и очень кстати вспоминаю о том, что стакан с кофе оставил на шкафчике, когда переодевался.
— Вполне.
Наверняка кивает и довольно громко хлопает дверью. Возвращается на лестницу и преодолевает пролёт в несколько прыжков.
— Тогда вали к своим коробкам и не забудь пожелать мне скучной ночи, как закончишь.
— Будет выполнено, папочка.
Слышу, как самодовольно хмыкает и наверняка чуть закусывает губу, а после по привычке прихватывает зубами длинную штангу пирсинга. Как тут удержаться и не добавить?
— Если, конечно, я не встречу кого-то более привлекательного. Сам понимаешь: ты далеко, а вокруг одни соблазны.
— Ещё как, — отвечает так, будто готовил ответ на эту подъёбку с самого утра или, по крайней мере, начала разговора. — Сам третий день думаю только о сиськах кореянки из соседнего номера.